Выбрать главу
Только золото тянется вдоль ушка, из сиянья плетеное кружевце… На дорогу выходит Золушка, кличет уток — и утки слушаются.
Воробьи по-немецки кричат: «Цурюк!» — и находками мелкими делятся, черный уголь от ласк Замарашкиных рук самородком горящим делается.
И в саду на шесте деревянный ларец, и в ларце чистит клюв оловянный скворец.
Он личинок ловец, говорун и певец и недолго живет на шесте, на гвозде; как махнет за моря Замарашкин скворец, навезет новостей, новостей, новостей!
Нарасскажет того, чего глаз не видал: где какая земля, где какая вода… Размечтается Зойка над жестью ведра, и слезинка у карего глаза видна.
А из комнат высоких доносится зов, будто грохнулась об пол вьюшка: — Да огло… да оглохла ты, что ли, Зо-о… запропастилась, дрянь… лу-ушка!
У шкафа дубовосводчатого, у зеркала семистворчатого примеряют сестры лифчики, мажут кремами свои личики.
И, как шуба, распахнут тяжелый шкаф, где качаются платья-весы, сестры злятся и топают: — Золушка! Шпильку дай, булавку неси! Положи на личико ланолинчика!
Входит отчим, осанистый очень, в сюртуке — английский товар, он усами усат, любит волос кусать — черновязкий фиксатуар.
Отчим шубу берет из дубовых берлог, и перчатками лапищи сужены, раззвенелся на белом жилете брелок, на жене — разблестелись жемчужины.
А у Золушки ни корсажа, ни цветка в волосах, только траурным крепом сажа по лицу — к полосе полоса.
Глянет мачеха — сразу в пятки душа (провинилась, ну что ж, прибей-ка!). Ущипнула за щеку подкидыша: — Тоже хочешь на бал, плебейка!
Ну, чего засмотрелась? — Зубов перебор клавиатурой на падчерицу: — Марш на сундук, пшла в коридор. Осторожно, можно запачкаться…
Разбери, говорит, чечевицы мешок! И пошла, волоча оплывающий шелк, сестры, плюшем шурша, отчим, палкой стуча… Стеариновым шлейфом оплывает свеча.
Глава вторая
Налетела копоть на волос, тень у щек, а зерна и не убавилось — туг мешок.
Чечевицы — небо звездное, в миске — горсть, прилетает ночью позднею птица — гость.
Тонкой струйкою крутится копоть свечи, Замарашка устала — на корточках… А скворец со двора осторожно стучит коготком в кухонную форточку.
Он летал высоко в облаках дождевых и обратно — дорогой привычной… — Что за новости, скворка? — А он: — Чив-чивик! — Голосок у него чечевичный.
Не видала Золушка ничего: ни сияющих гор, ни воды ключевой — ничего! — ничевод ключевых, ничеволков лесных, ничевоздуха дальних морей, ничевольности, ничеВолхова, ничевольтовых дуг фонарей!
Он к Золушке никнет, садится на руку, крылами повиснув, головой ведет,
то флюгером скрипнет, то мельницей стукнет, то иволгой свистнет, то речь заведет.
Картавит ласково гортань скворца:
— Я летал до царского дворца, да не встретил царь скворца.
Кипарис густой в синь воздуха — это будет твой дом отдыха!
— Ты придумаешь, скворец, сказки-странности, от рассказа в горле резь, сердце ранится…
— Я крылом лавировал, видел над страной твоего милого на птице стальной.
— Эта выдумка, скворец, в сказке скажется. Если что со мною свяжется — грязь да сажица…
А скворец в высоту вновь торопится: — Мне лететь на свету по-над пропастью!
Коготком по плечу: — Не забудь повести. Ну, пора — лечу! Привезу новости!
Через фортку прыгнул скворка с песней-вымыслом… Утомилась, — нету мыла даже вымыться.
Два лица из рам недобрые — это отчим и жена.
Сидит Золушка над ведрами, чечевица вся разобрана до последнего зерна.
Месяц выкатился мискою. Ночь. Черно. Не разобрано бурмитское звезд зерно…
Глава третья
Чечевица скатилась — зернышко, капля с крана упала в сон. Ничего не видала Золушка, а заснет и увидит все!
Вся забава у ней — руки в сон потянуть, утомиться, уснуть и во сне утонуть.
Ноги сонные вытянуть на простынке из ситца… Что вчера не довидено — то сегодня приснится.
Смотрят синие ведра, веник с вьюшкой беседует. Сны у Зойки с досмотром, с «продолжением следует».
Кружка шепчется с хлебного коркой, печь заглядывает под ресницы. Все, что Зойке рассказано скворкой, то и снится, то и чудится, то и кажется:
То Жар-птица, то карлик в дремлющей сказке, то махнет самобранкой Шахразада-рассказчица. Сны туманные, сны разноцветной раскраски!
Чудится Золушке: в красном камзолишке принц! Шелестит шлейф, газ! Лайковой лапою, перистой шляпою — пусть закружит вальс вас! Перьями павами, первыми парами… Из-под бровей жар глаз! Зала-то! Зала-то! Золотом залита. Только с тобой весь вальс! Кажется, светится, снится, мерещится… В снег серпантином занесена не просыпается; и осыпаются, сыплются, сыплются, блестки сна.