В обоих этих случаях упала бы норма прибыли в промышленности, а вследствие ее падения повысилась бы норма земельной ренты. В других случаях норма прибыли падает не абсолютно (она скорее остается постоянной), но она падает по отношению к земельной ренте, не потому, что она падает сама по себе, а потому, что повышается земельная рента, норма земельной ренты по отношению к авансированному капиталу.
Рикардо этих случаев не различает. За исключением приведенных случаев (т. е. когда норма прибыли (хотя она и постоянна) относительно падает из-за дифференциальных рент, приходящихся на долю капитала, применяемого на более плодородных почвах, — или когда вследствие увеличения производительности промышленности изменяется общее соотношение между постоянным и переменным капиталом и поэтому увеличивается избыток стоимости земледельческого продукта над его средней ценой) норма земельной ренты может повышаться только при том условии, что норма прибыли падает без увеличения производительности промышленности. А это возможно только в том случае, если в результате увеличившейся непроизводительности земледелия повышается заработная плата или увеличивается стоимость сырого материала. В этом случае падение нормы прибыли и увеличение высоты земельной ренты представляют собой результат одной и той же причины — уменьшения производительности земледелия, применяемого в земледелии капитала. Таково представление Рикардо. При неизменяющейся стоимости денег это должно тогда проявиться в повышении цен сырых продуктов. Если повышение цен относительно, как это было рассмотрено выше, то никакое изменение цены денег не может абсолютно повысить денежные цены земледельческих продуктов по сравнению с продуктами промышленности. При понижении стоимости денег на 50 % один квартер пшеницы, стоивший 3 ф. ст., будет стоить 6 ф. ст., но и один фунт пряжи, стоивший 1 шилл., будет стоить 2 шилл. Таким образом, изменением стоимости денег никогда нельзя объяснить абсолютное повышение денежных цен земледельческих продуктов по сравнению с продуктами промышленности.
В общем следует признать, что при примитивном, докапиталистическом способе производства земледелие производительнее, чем промышленность, так как природа здесь участвует в работе человека как машина и организм, в то время как в промышленности силы природы еще почти целиком замещаются человеческой силой (как, например, в ремесленной промышленности и т. д.). В бурный период капиталистического производства развитие производительности в промышленности, по сравнению с земледелием, происходит очень быстро, хотя развитие промышленности и предполагает, что в земледелии произошло уже значительное изменение в соотношении между переменным и постоянным капиталом, т. е. предполагает, что масса людей согнана с земли. В дальнейшем производительность возрастает и в промышленности и в земледелии, хотя и неодинаковым темпом. Но на известной ступени развития промышленности эта диспропорция должна начать убывать, т. е. производительность земледелия должна увеличиваться относительно быстрее, чем производительность промышленности. Сюда относятся: 1) Замена фермера-лежебоки промышленником, сельскохозяйственным капиталистом, превращение земледельцев в чисто наемных рабочих, ведение земледелия в крупном масштабе, т. е. с помощью концентрированных капиталов. 2) В особенности же следующее: собственно научную основу крупной промышленности составляет механика, которая в XVIII веке до известной степени достигла своего завершения; лишь в XIX веке, в особенности в более поздние его десятилетия{23}, развиваются те науки, которые непосредственно являются для земледелия специфическими основами в большей степени, чем для промышленности, [494] — химия, геология и физиология.
Нелепо говорить о большей или меньшей производительности двух различных отраслей производства на основании простого сравнения стоимости их товаров. Если фунт хлопка стоил в 1800 году 2 шилл., а фунт пряжи — 4 шилл. и если стоимость хлопка в 1830 году равна 2 шилл. или, скажем, 18 пенсам, а стоимость пряжи равна 3 пшлл. или же 1 шилл. 8 пенсам, то можно было бы сравнивать то отношение, в каком производительность возросла в этих двух отраслях. Но это возможно только потому, что уровень 1800 года принимается за исходный пункт. На основании же того, что фунт хлопка стоит 2 шилл., а фунт пряжи — 3 шилл., т. е. на основании того, что труд, производящий хлопок, в два раза больше [вновь присоединенного] труда прядильщика, было бы нелепо делать вывод, будто один вид труда вдвое производительнее, чем другой, — подобно тому как нелепым было бы следующее утверждение: так как изготовление холста обходится дешевле, чем картина, написанная на этом холсте художником, то труд художника менее производителен, чем труд по изготовлению холста.