«4, Brunswickplace, North Brighton, 4 июля 1851 г.
Дорогой Фрейлиграт!
Мы проектируем создание своего рода клуба или общества, которое должно устранить кружковщину и не исключать из своей среды никого из революционной социал-демократической партии, кроме тех, кто желает держаться в стороне или кто своим характером и предшествующим поведением сделал невозможным какое бы то ни было с ним общение.
Этим делом занялись Фиклер, Гёгг, Зигель, Ронге, Руге, а я взялся известить тебя и пригласить тебя, — если, как я надеюсь, ты этим заинтересуешься, — принять участие в созываемом с этой целью собрании 14 июля (в понедельник через неделю) в 11 часов утра на квартире Фиклера, 26 Yorkbuildings, составляющей часть Нью-род на нижнем конце Бекер-стрит. Мы пригласили около 24 человек, которые нам известны как заслуживающие доверия и оставшиеся верными. Других мы в данный момент не нашли.
Я охотно поговорил бы с тобой. Если наш проект увенчается успехом, то наша беседа, во всяком случае, сможет немедленно состояться. Если ты и не остаешься в Лондоне, то все же приходи туда.
Привет. Жму руку.
Твой А. Руге»
Что ты скажешь об этом?
Фрейлиграт совершил большую ошибку, отослав свой ответ только вчера, 12 июля, так что Руге не получит его до своего отъезда из Брайтона в Лондон. Вообще Ф[рейлиграт] отнесся к этому делу как-то слишком пассивно. Но, в конце концов, у каждого своя манера действовать. Лупус, которому я сообщил содержание этого письма, немедленно написал Фиклеру;
«10 июля 1851 г.
Гражданин Фиклер!
5-го текущего месяца я вместе с Либкнехтом был у Вас с визитом. Судя по тому, что Вы тогда нам говорили, я никоим образом не мог заключить, что уже за день до этого Фрейлиграту было послано следующее письмо. (Следует вышеприведенное письмо.)
Если бы 5-го числа текущего месяца у меня могло быть малейшее подозрение, что Вы находитесь в таких отношениях с А. Руге, этим дурацким бесстыдным негодяем, я бы, конечно, не перешагнул Вашего порога.
Но так как Вы, как я убедился из вышеприведенного письма, идете вместе с человеком, «который своим характером и предшествующим поведением» (например, его трусливым бегством из Берлина и т. д.) «сделал невозможным» для всякой истинно революционной партии «какое бы то ни было с ним общение» и который уже подвергся бойкоту со стороны всей коммунистической партии в Германии, то этими строками я хочу констатировать, что с людьми, столь интимно вращающимися в сфере индивидуумов, подобных Руге, я не желаю и не могу иметь ничего общего.
В. Вольф
3, Broadstreet, Golden Square.
P. S. Вы можете из этих строк сделать любое употребление. Я, со своей стороны, доведу их до сведения своих партийных товарищей.
Тот же.»
На это Лупус получил следующий ответ:
«Лондон, 11 июля 1851 г.
Дорогой гражданин Вольф!
Моя способность предвидения на самом деле настолько слаба, что я был весьма далек от того, чтобы опасаться возможности потери Вашей благосклонности и Вашего знакомства из-за поддерживаемого мной общения с «негодяем» Руге. Да я и не знал, что в этой области состою уже под опекой какой-то партийной секции и под полицейской властью мужей будущего. Этой своей тупости, равно как и приобретенному мной в продолжение двадцатилетней политической деятельности убеждению, что нет ни одной политической партии, которая могла бы обойтись без того, чтобы не работать вместе с негодяями, обязан я своим решением протягивать свою руку всякому способному человеку, который хочет идти вместе со мной по революционному пути, все равно, пойдет ли он только до половины пути к намеченной мною цели, или он будет меня сопровождать до конца и пойдет еще дальше.
Политические и религиозные проскрипции являются анахронизмом даже тогда, когда они исходят от императора и папы; но уже совсем смешными они являются тогда, когда их провозглашают маленькие короли и папы партии, которая, как открыто заявлялось, находится в состоянии такого разброда, как ваша, и которая ныне в своей собственной среде превращает в «негодяев» тех, которым она еще вчера воздавала почти божеские почести!
На своем жизненном пути я встречал несравненно больше «негодяев», чем честных людей, и был гораздо реже обманут первыми, чем вторыми. Поэтому я не теряю времени на различение этих сортов и обращаю главным образом внимание на способности людей, которые бывают нужны при самых различных обстоятельствах.
Если после этого Вы вместе с Марксом и Либкнехтом — я прошу Вас передать им об этом — пожелаете принять участие в упомянутом «собрании», то я приглашаю Вас прийти, оговариваясь при этом, что речь идет лишь о предварительном совещании и что вообще самая главная неприятность для Вас, как и для половины собравшихся, будет, вероятно, заключаться в том, что не будет хватать сидений для наименее благородных частей тела, но это существенно будет способствовать ускорению совещания. С дружеским приветом