(Когда канатный плясун становится на голову, для Волопаса это означает современный перевёрнутый вверх дном мир; мистический смысл колесоверчения — банкротство; тайна жонглирования яйцами — карьера «истинно социалистического» писателя, который, несмотря на все «выверты», иногда может оступиться и испачкать яичным желтком весь свой «материальный базис»; шарманка — это конституция, которая не делает сытым, барабан — свобода печати, которая не делает сытым, лавка старой рухляди — «истинный социализм», который тоже не делает сытым. Погружённый в эту символику, Волопас, вздыхая, пробирается сквозь толпу и приходит, в конце концов, как уже раньше Персей, к гордому чувству, что он «один меж чудовищ с любящей душой».)
«А там в палатках владельцы притонов делают своё бесстыдное дело» (следует длинная тирада)… «Проституция, зачумлённое чудовище, ты — последний плод нашего современного общества» (не всегда последний, может дополнительно появиться ещё внебрачный ребёнок)… «Я бы мог рассказать историю, как девушка бросилась в ноги чужому человеку…» (следует история)… «я бы мог рассказать целые истории, но нет, я не хочу» (дело в том, что он их уже только что рассказал)… «Нет, оно, общество, не скорбит над несчастными жертвами нужды и соблазна, но оно, быть может, тащит к судейскому креслу наглых сводников… нет, нет, и не их! Они делают то же, что и все остальные, они торгуют, как торгуют все» и т. д.
Таким образом, «истинный социалист» снял вину со всех индивидов и взвалил её на неприкосновенное «общество». Cosi fan tutti[173] и, в конце концов, дело идёт лишь о том, чтобы быть в дружеских отношениях со всем миром. Характернейшей стороны проституции, — проституция как самой наглядной, не посредственно касающейся самого тела, эксплуатации пролетариата буржуазией, той стороны её, где «порождающая деяния боль в сердце» (стр. 253) со своей моральной нищенской похлёбкой терпит банкротство и где начинается страсть, жаждущая мести, классовая ненависть, — этой стороны «истинный социализм» не знает. Напротив, в проститутках он оплакивает погибших бакалейных продавщиц и мелких мастериц, в лице которых он уже не может восхищаться «венцом творения», «чашечками цветов, пропитанных ароматом самых святых и сладостных чувств». Pauvre petit bonhomme!{418}
Цвет саксонского социализма — это маленький еженедельный листок под названием «Veilchen. Листки невинной современной критики»[174]. Редактор-издатель Г. Шлюссель в Баутцене. Фиалки, таким образом, оказываются по существу первоцветом{419}. Эти нежные цветочки следующим образом описаны в «Trier'sche Zeitung»[175] (12 января этого года) лейпцигским корреспондентом, принадлежащим к той же компании:
«В лице «Veilchen» мы можем приветствовать прогресс, развитие в саксонской художественной литературе; как ни молод этот орган, он всеми силами стремится старую саксонскую политическую половинчатость примирить с социальной теорией современности».
«Старая саксонская половинчатость» ещё не достаточно половинчата для этих архисаксонцев, — они должны наполовину разбавить её «примирением». Чрезвычайно «невинно»! Мы узрели только одну единственную из этих фиалок. Но
Сосредоточенна, скромна, — То кроткая была фиалка[176].Друг Волопас в этом номере — первом в 1847 г. — кладёт к ногам «невинных современных» дам, в знак поклонения, несколько прилизанных стишков. Между прочим в них говорится:
О ненависть к тиранам! Как твои шипы Всё украшают — даже женщин нежные сердца —сравнение, смелость которого пока что «украсила», пожалуй, «нежное сердце» нашего Волопаса «шипами» угрызений совести.
«Горят не только от любовных шуток» —так неужели Волопас, который, правда, «мог бы рассказать целые истории», но не «хочет» этого сделать, потому что он их уже рассказал, который ни о каких других «шипах» не говорит, кроме как о шипах «ненависти к тиранам», — неужели этот добропорядочный и образованный человек действительно в состоянии заставить «гореть» «чудные ланиты» женщин и девушек от двусмысленных «любовных шуток»?
Горят не только от любовных шуток, Вольнолюбивым пламенем горят, Святым и светлым, чудные ланиты, Как розы свежие, ласкающие взгляд.«Вольнолюбивое пламя» легко, конечно, отличить по его более целомудренной, приличной, «светлой» окраске от темно-красного пламени «любовных шуток»; это особенно легко для такого человека, как Волопас, который умеет отличать «шипы ненависти к тиранам» от всех других «шипов».
«Veilchen» тотчас же даёт нам возможность познакомиться с одной из тех красавиц, «нежное сердце» которой «украшено шипами ненависти к тиранам» и «чудные ланиты» которой «вольнолюбивым пламенем горят». А именно: Андромеда «истинно социалистического» звёздного неба (фрейлейн Луиза Отто) — эта прикованная к скале противоестественных обстоятельств современная женщина, вокруг которой бушуют стародавние предрассудки, — даёт «невинную современную критику» поэтических произведений Альфреда Мейснера. Это — поистине своеобразное, но очаровательное зрелище: здесь борются друг с другом нежная стыдливость немецкой девы и бьющее через край восхищение, — восхищение «королём поэтов», который заставил содрогнуться глубочайшие струны женского сердца и извлёк из них звуки восторга, граничащие с более глубокими и нежными ощущениями, звуки, которые своей невинной откровенностью являются лучшей наградой для певца. Послушаем во всей их наивной непосредственности лестные признания девственной души, для которой многое ещё неясно в этом мире, полном зла. Послушаем, памятуя при этом, что для чистых душ всё чисто.