У Мусы взвизгивают кости на стыках, и он решает, расспросив о всех свежих могилах в округе, провести мимо них красноармейский отряд.
В аул Чимкент пришла женщина, пропавшая без вести тому назад года три. Она вела в поводу хорошую русскую, казенного вида, лошадь. Женщина вошла во внутренний двор небольшого, у края аула, домика. Дом был пуст. Она оглядела двор, вошла внутрь дома, прибрала там, вернулась расседлать лошадь, найденную в пути у колодца, и, сбросив халат со значком на груди, осталась в длинной красной рубахе. Волосы цвета черного крученого шелка были сплетены у нее во множество мелких кос и лежали на голове, как виноградные гроздья. Она взяла коврик, бросила его на землю в угол двора и тяжело опустилась на это жесткое ложе. Ей хотелось спать, но она ждала хозяина дома. Он пришел, когда стало смеркаться, и не заметил ее.
— Нур! — крикнула женщина вслед ему.
Голос ударил мужчину по ногам, и, даже не обернувшись на женщину, человек побежал в сторону, остановился, пошарил на груди под халатом и отстранился руками от зовущего его голоса. Борода его извивалась, как проволока на огне, и руки вытянулись почти до колен.
Женщина подошла к нему.
— Опусти руки, я без оружия, — сказала она. — Один живешь?
— Один, — ответил мужчина.
— Я прибрала в доме, как прежде делала. Долго я ждала тебя там, в углу, думала, не придешь ты, и испугалась, так хотелось мне тебя видеть.
— Значит, ты жива, Ареаль, — сказал мужчина, — за мной пришла?
— Посмотрим, — ответила женщина.
Они вошли в дом. Ламповое стекло долго билось, звеня, прежде чем влезть на горелку. Он зажег лампу, она развела огонь и поставила воду.
— Будем пить чай и разговор вести будем, — сказала она и, боясь, что Нур убежит, взяла его за халат и потянула сесть.
Только теперь вобрал он в себя полным взглядом ее лицо и фигуру. По-прежнему были сухими и неподвижными ее громадные глаза, и на лице стояла прежняя решительность. Кровь прожгла ее щеки, и они светились ожогом темного румянца. Начинаясь позади уха, за ворот рубахи уходил быстрый рубец. Помогая взгляду мужчины, гостья откинула ворот, и он увидел, как, перевалив через плечо, впивается рубец в вершину правой груди, кончаясь у темного и, как старый мундштук, прожеванного соска.
Он опустил глаза, и она сейчас же прикрыла грудь.
— А нога ничего, — сказала она, — только хромаю, когда плохая погода.
Он кивнул головой.
— Чем ты меня ударил после ножа? — спросила она.
— Это в спину?
— Да.
— Кетменем ударил. Хотел, чтобы не мучилась ты. Сразу хотел.
— Я что — кричала?
— Ох, как кричала. Как сто человек.
— А яму ты после засыпал?
Он кивнул головой.
— Никто ничего не знает?
— Все так и думали, что я живьем тебя закопал, да молчали — семейное дело, кто может сунуть свой нос в него? Потом прошел слух, что ты живешь легкою жизнью, спишь за деньги с мужчинами, корить меня стали старики, что не убил я… Да ты сама расскажи, как у тебя дела вышли. Зачем приехала, тоже скажи.
Вода закипела. Женщина сняла с огня чайник, сказала:
— Много было. А ты напрасно меня убить хотел, ребенок твой. Много было. Меня русский товарищ подобрал, увез в город, учиться я стала, в партию поступила, нашим аулсоветом управлять теперь буду.
Мужчина рванул на себе халат и заскреб ногтями грудь. Он хотел вскочить, но от волнения не мог.
— Ты что, на смерть пришла? — спросил он.
— Теперь не убьешь, — сказала женщина и стала наливать чай. — Я хорошую жизнь знаю, тебя поучу.
— Про аулсовет правду говоришь? — спросил Нур.
— Завтра увидишь. Возьми пиалу. А не дело тебе про меня говорить — за деньги ни с кем не была.
— Где будешь жить?
— Разве это не мой дом? Здесь буду жить. Разве я не жена тебе?
— Я не муж тебе! — крикнул Нур и расщепил ладонью пиалу с чаем.
Ноги его приходили в себя.
Женщина твердо сказала:
— Как хочу, так и буду жить с тобой. Так буду жить, чтобы пример всем был. Молчи!