Павел кивнул головой.
— Все там были. Из сорока — много если пятнадцать осталось. Поодиночке вышли, к утру, пожалуй, соберутся.
— Кто ж начальником теперь?
— А чего начальствовать? Бежать — на то командира не требуется… Да, в общем, Сухов взялся…
— Сухов теперь командир? — с неприязненным удивлением спросил лесник. — Вот оно какое дело, скажи… Сухов, значит. Так… А тело-то Александра Ивановича где схоронили?
— Где там хоронить! У немца остался.
— Вы, что же, живым его отдали, выходит?
— Говорят, что мертвый был, а сам я не видел, — ответил Павел.
Лесник еще более насупился.
— Уходить надо, — сказал сын. — За линию фронта надо уходить, тут дело битое.
— Это кто же вам сказал — уходить? — передвинув лампу так, чтобы лучше видеть сына, спросил лесник. — Приказ имеете?
— Добьет нас немец теперь. Большакова пытал, Ситникова пытал, Сухов сам это видел, его тоже на пытку было взяли, да убежал, повезло парню.
— Выдали они, думаешь?
— Все может быть.
Лесник ударил ладонью по столу.
— Молчал бы, дурной! Кто это выдаст? Коростелев? О ком говоришь?
— Я говорю: все может быть, — упрямо ответил Павел, не глядя в глаза отцу. — Не он, так другой, а уж если к немцу попали — молчать не даст. Не нынче, так завтра ожидать надо немца. Ты не серчай, отец, ты слушай. В Старую Руссу немец финнов привез, две тысячи… Природные лесовики. Они нам дадут жару.
— Это что же, решение такое или сам придумал?
— Сухов как командир принял такое решение. С пятнадцатью не развоюешься. Я потому вперед и прибежал, чтобы тебе сказать. Собраться ведь надо. Вскроем две твоих глубинки, запасемся хлебцем — да и прощай, прощай, леса родные.
— Меня, значит, тоже приглашаете? — насмешливо спросил лесник.
— А то как же. Тебе оставаться нельзя. Это уж факт.
— Не дело вы задумали, — сказал лесник. — Я этому Сухову, как придет, все уши повыдергиваю за такое решение.
— Не имеешь права. Раз командир, так вся дисциплина на его стороне.
— Какой он, к хренам, командир! Кто его, дурака, ставил? Таких командиров — за хвост да в прорубь.
— Не советую, — ответил сын и, приподняв голову, прислушался. На печке послышался легкий шорох. — Ты, Наталья?
— Я.
— Слезай. И к тебе дело есть.
Пошумев за занавеской, вышла и стала, облокотясь о край печи, высокая, статная, вся в отца, девушка. Ее лицо было не по-девичьи строго, но природа дала этой строгости выражение такой наивной чистоты и взволнованности, что превратила строгость в обаяние. Брат невольно залюбовался ею.
— Что же к столу не идешь? Я не жених, чтобы меня стыдом угощать, — сказал он.
— Да не прибрана я. Говори, какое там у тебя дело, — кутаясь в шаль, небрежно ответила сестра. — Мне и отсюда слышно.
— Разговор, сестра, короткий, как телеграмма. Сухов Аркадий Павлович велел мне с тобой договориться до точки. «Пусть, говорит, Наталья бросит заноситься, да и выходит за меня — поставлю ее жизнь на высший уровень».
— Это Сухов-то? — презрительно спросил лесник.
— Сухов, да. А в чем дело? Есть у него кое-какие трофеи, деньги есть. За линию фронта выйдет, награду дадут. Возьмет отпуск, Наталью в Москву свезет, будет она там с утра в кино ходить да лимонад пить. — И Павел засмеялся своим словам, как острой шутке.
— Как, Наталья? — спросил отец. — Хочешь суховского лимонаду? Пашка-то наш, гляди, и то соблазнился — глаза заблестели.
Наталья еще глубже спряталась в шаль и долго не отвечала. Молчали и мужчины, ожидая ее ответа.
— Мне итти некуда, незачем, — сказала затем она. — Я вам и в тот раз, как Сухов приставал, объясняла: была у меня любовь такая, какой и в песнях нет, и ждала я счастья, как трава солнца ждет… но сломалось все, нет у меня теперь никакой жизни, и никуда я отсюда не пойду. Где он искать меня будет? Не найдет, если уйду.
— Это кто же тебя искать будет? — насмешливо перебил ее Павел. — Валюта какая, подумай, — обратился он к отцу все с той же насмешкой в голосе. — Это она все о том плясуне страдает, который весной тут шатался? Так о нем что говорить. Их полк порубил немец в мелкую щепу, — не то что человека, целого седла не осталось.
— Все бывает, — серьезно сказала Наталья. — Бывает, уж и бумага придет, что погиб человек, и товарищи о том напишут, и пособие выдадут, а он — стук в дверь и входит… Нет, папаша, я буду ждать Алексея, — и, резко взмахнув занавеской, она исчезла за нею.
— Дура! Я тебе практический совет даю… — начал было Павел, но отец остановил его: