— Назад! — сказал он, щурясь от света, и рукою, вытянутой вперед, загнал их обратно в комнату. — Фельдфебель! Почему нет дневального у входа? Почему здесь крик, как в пивной?
Солдаты замерли в грязном нижнем белье.
— Спать не раздеваясь. Мы на войне. Соблюдать тишину и поставить дежурного снаружи.
Он поднялся наверх, еще дрожа от ночной темноты, которая до сих пор стояла перед его глазами.
Комната была заперта.
— Что за чорт? Рихард!
Лейтенант был в комнате, но открыл не сразу.
— Я помешал тебе, Рихард? — раздраженно спросил капитан.
— Да нет. Чем ты мне можешь помешать, капитан? Я просто запутался в вещах, — и лейтенант кивнул в сторону стола, на котором разложены были детские пальтишки, костюмчики и ботинки, приготовленные для упаковки.
— Откуда это у тебя?
— Круглосуточная круговая разведка — залог успеха, капитан. Спустился я в подвал — ты слушаешь? — и вижу: наш сторож, этот высокий русский, прячет там троих ребят. Мы тут с тобой сидим, ни черта не знаем, а внизу — целое сборище.
— Да, безобразие, — безразлично сказал Вегенер. — Ты распорядился там?
— Все устроено, капитан. Завтра я сам найду другого сторожа.
— Отлично. Надо бы выпить, Рихард.
— Темная ночь, капитан?
— Да, чорт бы побрал. Висит над головой, как снаряд замедленного действия, висит — и не знаешь, когда он падет на твою несчастную голову: сейчас, завтра или, может быть, никогда.
— Психопатия заразительна, капитан. Я тоже начинаю бояться ночи, — сказал Штарк, стоя на коленях и держа в зубах конец веревки, которой он перевязывал пакет.
— Убирай поскорее всю эту ерунду, Рихард, и давай выпьем, хорошо поедим и хорошо выпьем. Мы, что же, остались без сторожа?
— Оказывается, он был учителем, — сказал лейтенант, быстро завязывая второй пакет. — Я подозреваю, что в сторожа он определился с особыми целями. Но сейчас это уже не имеет значения. Я кончаю. Одну минуту…
Капитан сел к столу.
— Бочаров только что привез тело Коростелева. Его опознало человек тридцать — сомнений нет, это он.
— Он? Браво! Поздравляю. Все оформлено?
— Все.
Лейтенант быстро сунул все три пакета под койку и крикнул:
— Ганс!
Солдат, очевидно, давно дожидался зова у дверей комнаты. Пахнущий дымом, как головешка, он вошел с подносом в руках. Подмышкой у него была зажата бутылка, на локте висел небольшой бидончик с пивом.
— Пиво у них плохое, а коньяк силен, настоящий мужской коньяк, — сказал лейтенант, открывая судки, в которых лежали ломтики жареной свинины, винегрет из бурачков и капуста с картофелем.
Капитан смотрел в угол, барабаня по столу пальцами.
— Хватит, капитан. Ты хотел выпить, давай выпьем. Это, знаешь, такая удача — Коростелев.
— Темные ночи меня так измучили, что я едва держусь. Если бы война шла при луне… — сказал капитан, продолжая смотреть в угол.
— Если требовать невозможного, так пусть бы она шла только в прохладные летние дни… Бочаров не сообщал ничего нового? — перебил его лейтенант, желая увлечь другой темой.
— Говорит, отряд Коростелева рассыпался. Остатки уходят за линию фронта.
— Вторая удача. Можешь потребовать отпуск. И дадут.
Вегенер не ответил. Улыбаясь, глядел он на пламя свечи, и кожа на его щеках, напоминающая лимонную корку, произвольно подергивалась, словно он изнутри подталкивал ее языком.
Штарк взял его за руку.
— Не надо. Честное слово, лучше тогда застрелиться. Вот твой стакан. Пей. Я влил в него немножко коньяку, это называется «ерч», русский коктейль.
— Это хорошо. Давай действительно выпьем и крепко уснем. Чорт с ней, с ночью. Как-нибудь, а?
— Поверь моему совету, капитан: кровь — самое сильное средство для укрепления нервов. Тебе нездоровится? Немедленно пролей кровь. Вид пролитой крови молодит нашего брата. Немец замешен на крови. Это не мое мнение, а какой-то большой персоны. Кровь — наше вдохновение, капитан. Она…
— Я много раз слышал это от тебя.
— Ну, и как? Я не прав? Пролей кровь, если тебе страшно, — и станешь смелым. Трусит только тот, кто мало пролил крови.
— Я не трушу, я болен.
— Все равно. Нет лучшего средства стать на ноги, как кого-нибудь убить. Когда сердце почувствует, что ему все можно, оно забьется у тебя иначе.
— Есть много других средств…
— Нет других средств, — сказал Штарк. Он раскладывал в тарелки картофель с капустой и размахивал ножом, как капельмейстер. — Картофель чуть-чуть подморожен. Но выручает уксус. Нет других средств. Кровь — одно средство. Понял? Если ты немец, это должно доставлять тебе удовольствие. Когда она течет, лоснясь, как бархат… Да что рассказывать! Убей и насладись… Будешь здоров…