Урок этот выучен потомками россиян накрепко.
ЛОМОНОСОВ
Ратная доблесть и доблесть научная сродни друг другу.
Там - сопротивление врага, которое надобно одолеть.
Тут - сопротивление незнания, которое следует обернуть в знание.
И первый русский ратник в науке, глядящий из дали времен, - Михайло Ломоносов.
Его ли жизнь не пример, достойный почитания? Девятнадцатилетним - в те-то поры! - поняв, что должен сделать в жизни больше, пришел из северного села в Москву, учился в школе рядом с малолетками, снося и насмешки и голод. И только об одном мысль - о священном служении науке.
Жизнь Ломоносова можно означить одним словом - прорыв.
Прорыв социальный - из крестьянства в академию. Прорыв из тьмы в знание. Прорыв сквозь онемеченную канцелярщину псевдонауки в чистый простор поиска.
Он был профессором химии, но занимался теорией и практикой стихосложения. Он слыл известным физиком, но много сделал для металлургии. Он занимался естествознанием, астрономией, географией - чем только не занимался Ломоносов - и все на высочайшем научном уровне!
Возможно ли такое многоцветие в одной жизни?
Подрастая, из дали нынешних времен обращая свой взгляд в прошлое, наш герой не раз восхитится великим примером Ломоносова.
Да, такое неповторимо!
И повторимо!
Ведь это он повторит множественность знаний великого своего предтечи, открыв своей судьбой профессию профессий.
Где надо быть и географом, и инженером, и астрономом, и физиком, и химиком, и естествоиспытателем, а потом и металлургом!
Пока же только восхищение.
Впрочем, почему только?
Восхищаться - это почитать пример иных, восторгаться трудом другого, его способностью, его возможностью.
Восхищение примером - первый шаг к беспредельному самосовершенствованию.
ПУШКИН
Пушкин!
Сколько в имени этом озорного, веселого, крылатого счастья! Какой русский при имени этом не улыбнется? Не вспомнит дорогих строчек? Не ощутит прилива волнения и еще чего-то радостного, нежного, грустного?
Пушкин - это первая книга, которую читает малышу бабушка.
Пушкин - это строки, врезавшиеся в тебя навеки одной, не выбранной тобой, но навсегда памятной весной.
Пушкин - это имя-пароль, имя-девиз, имя-эпиграф.
Юной юностью, размышляя о великом своем долге, об отчем крае, о Родине, о народе, которому надобно служить, отдавая все свои силы, человек озаряет свои мысли вечным пушкинским:
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Пушкин и для нашего героя, как для всякого русского, был продолжением слова, продолжением песни, сказки, былины. Великий поэт был как бы внуком князя Игоря, Дмитрия Донского и Ломоносова.
Точно близкие родственники, стоят они рядком с тремя богатырями сами богатыри. Богатыри ратные, богатыри науки и слова.
Но Пушкин все же - наособицу.
Пушкин собой, кажется, все вобрал - и слово, и историю, и мечту.
Вот война с ворогом - кого в ратные дружки позвать? Пушкина. А кто первым пойдет помочь русскому Икару? Тоже Пушкин.
И сам, будь он в те поры на свете, и стихом своим, коли стих этот жив.
И в прошлом он, до своего рождения, и в будущем, когда его нет, а слово его волшебное живо, неукротимо, весело, а еще и серьезно, раздумчиво, пламенно, трепетно, так что томик стихов пушкинских всегда у нас под рукой. И в дальнюю дорогу первый спутник.
Пушкин!
При слове этом, как всякий и любой, улыбался своей неповторимой улыбкой наш герой.
И приведись случиться чуду - ах, как крепко обнял бы его Александр Сергеевич, как прижал бы к себе, одарив ответной лаской, искренним дружеством!
ОКТЯБРЬ
Все великое творимо народом.
Даже созданное одним - мыслителем, ученым, поэтом - в конце концов есть сотворенное народом. Пушкин - один. Был и будет. Но сам он - вершина народной духовности. Как Ломоносов. Как наш герой.
Народ творит людей.
Народ творит бури.
Сродни волне, сметающей на своем пути гниль, весенней грозе, омывающей раннюю зелень, молнии, разрывающей тьму, - пронеслась над Россией Октябрьская революция.
Сравнения эти неточны. Волна и гроза стихийны, революция Ленина ведома его гением и его партией. Подготовлена. Организована. Реализована. Буря народная направлена в точное русло, поток снес плотину.
Только у нашей революции чудесная особинка. Сметая, она созидала. Разрушая, строила.
Широки крылья мечты. А еще шире - крылья реальности. То там, то тут, то в одном, то в другом мечта даже для глаза невидимо становилась жизнью, правдой, делом.
Сын крестьян, поколениями неграмотных, стал инженером. Дочь рабочих, племени униженных и оскорбленных при старом порядке, стала летчицей. Бывшее чьим-то стало общим. Как удивительный цветок, расцветала, сияла ярким светом народная сила, народная воля, народный почин, народный энтузиазм.
Являлось доселе невиданное, слыхом не слыханное: государством правил народ, исчезла бедность, каждый был равен другому, и каждый отвечал за страну.
Время рождало новые понятия: коммунист, комсомолец.
Время рождало новых людей, новую мораль, новое сознание.
Революция, сотворенная народом, стала его достоянием, его честью, его совестью.
Можно сказать: он рожден революцией.
ЦИОЛКОВСКИЙ
Мир мечтаний дарит человечеству гениев. Их не узнать. Они рядятся в другие одежды.
Их считают сумасшедшими.
Их признают чудаками.
И упорно не хотят наречь великими. Великое кажется чем-то значительным. Особым. Необыкновенным. Живущим вдали от этих мест.
Но где же живет великое, коли мы отказываем ему в соседстве рядом с нами? Не в небе же оно витает? Тут.
В Калуге жил учитель. Вечерами разглядывал небо в особую трубу. И хотя только в этом еще нет ничего странного, его считали странным. Чудаком. И признали бы сумасшедшим, если бы он рассказал соседям о своих великих вычислениях, о своих расчетах.
А расчеты были: как запустить искусственный спутник Земли, как полететь на Луну, как преодолеть земное притяжение.
Он печатал свои работы, не имевшие большого успеха. В своем сегодняшнем он жил будущим, а это не всегда понятно.
Но судьбу Циолковского как бы надвое рассекла революция. Калужский чудак стал интересен стране. Нужен людям.
Их было сперва не так много - любопытных, любознательных, беспокойных. Но - чудо! - их становилось все больше и больше. Полет на Луну волновал пионеров, машинистов паровозов, свинарок, планеристов.