При отливах драгоценного металла действительно обнаруживается некоторое противоречие, которое Даримон преодолевает так же поверхностно, как и понимает. Оказывается, что золото и серебро не являются такими же товарами, как все другие, и современная политическая экономия внезапно и с ужасом замечает, что она время от времени все снова и снова возвращается к предрассудкам меркантилистской системы. Английские экономисты пытаются преодолеть трудность при помощи разграничения. В моменты таких денежных кризисов, говорят они, требуется не золото и серебро как деньги, не золото и серебро как монета, а золото и серебро как капитал. Они забывают добавить: как капитал, но капитал в определенной форме золота и серебра. Если бы капитал мог быть вывезен в любой форме, то отчего же происходит отлив именно этих товаров, в то время как большинство других товаров обесценивается из-за недостатка отлива?
Возьмем определенные примеры: отлив драгоценного металла вследствие неурожая внутри страны какого-нибудь основного продукта питания (например, хлеба), из-за неурожая за границей, вызывающего вздорожание какого-нибудь импортируемого предмета широкого потребления (например, чая); отлив драгоценного металла вследствие неурожая решающих видов промышленного сырья (хлопок, шерсть, шелк, лен); отлив драгоценного металла, обусловленный чрезмерным импортом (вследствие спекуляции, войны и т. д.). В случае неурожая внутри страны возмещение внезапных или длительных потерь какого-нибудь продукта (хлеба, чая, хлопка, льна и т. д.) наносит нации двойной ущерб. Часть ее вложенного капитала или труда не воспроизведена; это — действительные потери для производства. Часть воспроизведенного капитала должна быть отдана для того, чтобы заполнить образовавшиеся бреши, и притом такая часть, которая не находится в простой арифметической пропорции к потерям, так как на мировом рынке дефицитный продукт, вследствие уменьшения предложения и увеличения спроса, повышается в цене и не может не повышаться.
Необходимо точно исследовать, как выглядели бы такого рода кризисы, если отвлечься от денег, и какую определенность в рамках данных здесь отношений вносят деньги. (Основные случаи — это неурожай хлеба и чрезмерный импорт. Война разумеется сама собой, так как в непосредственно экономическом отношении это то же самое, как если бы нация кинула в воду часть своего капитала.)
В случае неурожая хлеба. Если рассматривать данную нацию по отношению к другой нации, то ясно, что ее капитал (а не только ее действительное богатство) уменьшился; это так же ясно, как и то, что крестьянин, у которого сгорело тесто и который теперь вынужден купить хлеб у пекаря, стал беднее на величину стоимости своей покупки. Что же касается отношений внутри страны, то кажется, что, поскольку речь идет о стоимости, повышение цены хлеба оставляет все по-старому (мы отвлекаемся от того, что произведение уменьшившегося количества хлеба на повысившуюся цену при действительных неурожаях никогда не равняется произведению нормального количества хлеба на меньшую цену).
Предположим, что в Англии произведен лишь 1 квартер пшеницы и что цена этого квартера достигает такой величины, какую прежде имели 30000000 квартеров. В этом случае нация (мы отвлекаемся от того, что у нее не было бы средств для воспроизводства как жизни, так и хлеба), если мы примем, что рабочее время, необходимое для воспроизводства 1 квартера, равно а рабочим дням, должна была бы ах30 000 000 рабочих дней (издержки производства ) обменивать на axl рабочий день (продукт); производительная сила ее капитала уменьшилась бы в миллионы раз, и сумма имеющихся в стране стоимостей уменьшилась бы, ибо каждый рабочий день обесценился бы в 30 000 000 раз. Каждая доля капитала представляла бы теперь только 1/ 30,000,000 своей прежней стоимости, своего эквивалента в издержках производства, хотя в приведенном случае номинальная стоимость национального капитала не уменьшилась бы (если не считать обесценения земли), потому что уменьшение стоимости прочих продуктов как раз компенсировалось бы повышением стоимости одного квартера пшеницы. Повышение цены пшеницы в 30 000 000 раз было бы выражением точно такого же обесценения всех остальных продуктов.
Впрочем, это разграничение внешнего и внутреннего рынков совершенно иллюзорно. Каково отношение между нацией, пострадавшей от неурожая хлеба, и другой нацией, у которой она закупает хлеб, таково же отношение между каждым индивидом этой нации и фермером или хлеботорговцем. Та добавочная сумма, которую он должен израсходовать на закупку хлеба, есть прямое уменьшение его капитала, находящихся в его распоряжении средств.
Чтобы не запутывать вопроса влиянием несущественных обстоятельств, следует предположить, что пострадавшая от неурожая нация имеет свободную торговлю хлебом. Даже если бы импортируемый хлеб был так же дешев, как и хлеб отечественного производства, нация все же стала бы беднее на сумму капитала, не воспроизведенного фермерами. Однако при допущенной нами предпосылке нация всегда ввозит лишь такое количество хлеба из-за границы, какое можно ввезти при нормальной цене. Рост ввоза предполагает, таким образом, рост цены.
Повышению цены на хлеб соответствует падение цены всех прочих товаров. Повышению издержек производства (выраженных в цене), в которые обходится квартер хлеба, соответствует уменьшение производительности капитала, существующего во всех других формах. Добавочной сумме, расходуемой на закупку хлеба, должно соответствовать уменьшение закупок всех других продуктов и уже поэтому — падение их цен. Как при наличии, так и при отсутствии металлических или каких-либо иных денег нация оказалась бы в состоянии кризиса, который охватил бы не только хлеб, но и все другие отрасли производства не только потому, что положительно сократилась бы их производительность и упала бы цена их продукции по сравнению со стоимостью, определяемой нормальными издержками производства, но и потому, что все контракты, обязательства и т. д. покоятся на средних ценах продуктов. Так, например, в счет уплаты государственного долга должно быть поставлено х шеффелей зерна, но издержки производства этих х шеффелей в определенной пропорции увеличились.
Таким образом, совершенно независимо от денег в стране [I—8] наступил бы всеобщий кризис. Даже если отвлечься не только от денег, но и от меновой стоимости продуктов, продукты обесценились бы, производительность нации уменьшилась бы, между тем как все ее экономические отношения основаны на некоторой средней производительности ее труда.
Итак, кризис, вызванный неурожаем хлеба, никоим образом не порождается отливом драгоценного металла, хотя и может быть усилен вследствие преград, которые этому отливу ставятся.
Во всяком случае, нельзя сказать вместе с Прудоном, будто кризис проистекает от того, что аутентичной стоимостью обладают только благородные металлы в противоположность другим товарам; ибо повышение цены на хлеб означает при более близком рассмотрении лишь то, что приходится давать больше золота и серебра в обмен на определенное количество хлеба, т. е. что цена золота и серебра упала по сравнению с ценой хлеба. Золото и серебро, следовательно, обесцениваются по отношению к хлебу так же, как и прочие товары, от этого их не спасает никакая привилегия. Обесценение золота и серебра по сравнению с хлебом тождественно с повышением цены на хлеб. {Это не совсем правильно. Допустим, что квартер зерна повышается в цене с 50 до 100 шиллингов, т. е. на 100%, а хлопчатобумажные товары дешевеют на 80%. В этом случае серебро подешевело по сравнению с хлебом лишь на 50%, а хлопчатобумажные товары (вследствие сокращения спроса и т. д.) по сравнению с серебром подешевели на 80%. Другими словами, цены всех других товаров падают в большей степени, чем возрастает цена на хлеб. Имеет место, однако, и обратное явление. Так, например, за последние годы, когда цены на хлеб временами поднимались на 100%, цены на промышленные товары не падали в той же пропорции, в какой золото, таким образом, падало в цене по отношению к хлебу. Это обстоятельство, однако, непосредственно не нарушает общего положения.} Нельзя сказать также, что золото обладает привилегией благодаря тому, что в форме монеты его количество точно и аутентично определено. Талер (серебром) при всех обстоятельствах остается талером. Но точно так же и шеффель пшеницы остается шеффелем, а аршин холста — аршином.