Характерно, что как Даримон, так и его покровитель, написавший предисловие к его книге, Эмиль Жирарден, который свое практическое мошенничество дополняет теоретическим утопизмом, — находят противоположность монопольных банков, таких как Английский банк и Французский банк, не в Шотландии, а ищут ее в Соединенных Штатах, где банковская система, в результате требующихся правительственных разрешений, свободна лишь номинально, где нет свободной конкуренции банков, а существует федеральная система монопольных банков.
И действительно, шотландская банковская и денежная система — опаснейший подводный камень для иллюзий фокусников обращения. Про золотые или серебряные деньги (там, где нет узаконенного биметаллизма) не говорят, что они обесцениваются, всякий раз как изменяется их относительная стоимость по сравнению со всеми другими товарами. Почему же нет? Потому что они образуют свой собственный знаменатель, потому что их наименование не есть наименование какой-либо стоимости, т. е. они не оценены в каком-нибудь третьем товаре, а выражают лишь соответствующие доли своей собственной материи: 1 соверен равняется такому-то количеству золота такого-то веса.
Таким образом, золото номинально не может быть обесценено не потому, что только оно выражает подлинную стоимость, а потому, что оно в качестве денег выражает вовсе не стоимость, а определенное количество своей собственной материи, выражает, несет на своем челе свою собственную количественную определенность. (Позднее следует исследовать более детально, является ли этот отличительный признак золотых и серебряных денег в конечном счете имманентным свойством всяких денег.)
Введенные в заблуждение этой номинальной необесценивае-мостью металлических денег, Даримон и К° видят лишь одну сторону дела, проявляющуюся в кризисах: повышение ценности золота и серебра по отношению почти ко всем остальным товарам; они не видят другой стороны — обесценения золота и серебра или денег по отношению ко всем остальным товарам (за исключением, быть может, труда, но не всегда) в периоды так называемого процветания, в периоды временного всеобщего повышения цен. Так как это обесценение металлических денег (и всех видов денег, покоящихся на них) всегда предшествует повышению их ценности, то Даримон и К° должны были бы поставить свою проблему наоборот: предотвратить периодически повторяющееся обесценение денег (на их языке — отменить привилегии товаров по отношению к деньгам). В последней формулировке задача тотчас же свелась бы к следующему: прекратить повышение и падение цен, т. е. уничтожить цены. Следовательно: упразднить меновую стоимость. Стало быть: отменить обмен в том его виде, в каком он соответствует буржуазной организации [I—10] общества. Эта последняя задача означает: экономически революционизировать буржуазное общество. Тогда с самого начала обнаружилось бы, что болезнь буржуазного общества нельзя вылечить «преобразованием» банков или учреждением рациональной «денежной системы».
[2) СВЯЗЬ ТЕОРИИ ОБРАЩЕНИЯ ПРУДОНА С ЕГО ОШИБОЧНОЙ ТЕОРИЕЙ СТОИМОСТИ. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ДЕНЕГ КАК НЕОБХОДИМЫЙ РЕЗУЛЬТАТ РАЗВИТИЯ ОБМЕНА]
[а) Иллюзия прудонистов о возможности устранить пороки буржуазного общества посредством введения «рабочих денег»]
[α) Несовместимость «рабочих денег» с ростом производительности труда]
Итак, обратимость — узаконенная или нет — остается требованием, предъявляемым любым деньгам, наименование которых делает их знаком стоимости, т. е. приравнивает их к известному количеству какого-нибудь третьего товара. Приравнивание уже включает противопоставление, возможное неравенство; обратимость включает свою противоположность, необратимость; повышение ценности включает обесценение δυνάμει , как сказал бы Аристотель.
Предположим, что, например, соверен назывался бы не только совереном, — что является лишь почетным наименованием для определенной доли унции золота (счетное название) подобно тому, как метр является наименованием для определенной длины, — а что он назывался бы, скажем, «х часов рабочего времени». Упомянутая доля унции золота действительно есть не что иное, как материализованные, овеществленные х часов рабочего времени. Но золото, это — прошлое рабочее время, определенное количество рабочего времени. Его наименование «х часов рабочего времени» сделало бы вообще определенное количество труда его масштабом. Фунт золота должен был бы тогда быть обратимым в некоторое определенное количество часов рабочего времени, он должен был бы иметь возможность купить их в любой момент: как только он мог бы купить их больше или меньше, это означало бы повышение его ценности или его обесценение; в последнем случае прекратилась бы его обратимость.
Стоимость определяется не рабочим временем, воплощенным в продуктах, а рабочим временем, требующимся в данный момент. Возьмем фунт золота как такового: пусть он будет продуктом 20 часов рабочего времени. Предположим, что в силу тех или иных обстоятельств впоследствии для производства фунта золота потребуется только 10 часов. Фунт золота, наименование которого показывает, что он равен 20 часам рабочего времени, равнялся бы теперь лишь 10 часам рабочего времени, так как 20 часов рабочего времени равны 2 фунтам золота. 10 часов труда фактически обмениваются на 1 фунт золота; значит, 1 фунт золота не может больше обмениваться на 20 рабочих часов.
Золотые деньги с плебейским наименованием «х рабочих часов» были бы подвержены большим колебаниям, чем какие-либо иные деньги, и в особенности чем нынешние золотые деньги; ибо золото по отношению к золоту не может ни повышаться, ни падать (оно равно самому себе), а содержащееся в определенном количестве золота прошлое рабочее время должно беспрестанно повышаться или падать по отношению к живому рабочему времени данного момента. Чтобы сохранить его обратимость, пришлось бы сохранять неизменной производительность рабочего часа. В силу всеобщего экономического закона, по которому издержки производства постоянно падают, а живой труд постоянно становится производительнее и, стало быть, овеществленное в продуктах рабочее время постоянно обесценивается, — неизбежной судьбой этих золотых рабочих денег было бы постоянное обесценение. Чтобы предотвратить это зло, можно было бы сказать, что наименование рабочих часов должно получить не золото, а — как предлагал Вейтлинг , до него англичане и после него французы, в том числе Прудон и К°, — это наименование должны получить бумажные деньги, простой знак стоимости. Рабочее время, воплощенное в самих бумажках, при этом столь же мало принималось бы в расчет, как и стоимость бумаги, на которой напечатаны банкноты. Эти бумажки были бы лишь представителями рабочих часов, подобно тому как банкноты являются представителями золота или серебра. Если бы производительность рабочего часа повысилась, то возросла бы покупательная сила бумажки, являющейся его представителем, и наоборот; совершенно так же, как теперь на 5-фунтовую банкноту можно купить большее или меньшее количество предметов, смотря по тому, возрастает или падает относительная стоимость золота по сравнению с другими товарами.
В силу того же закона, по которому золотые рабочие деньги подвергались бы постоянному обесценению, бумажные рабочие деньги постоянно повышались бы в цене. Но это, говорят социалисты, и есть как раз то, чего мы хотим: рабочий радовался бы росту производительности своего труда, между тем как он теперь пропорционально росту производительности труда создает чужое богатство и свое собственное обесценение. Так говорят социалисты. Однако, к несчастью, тут возникают некоторые небольшие сомнения.
Прежде всего: если уж мы допускаем деньги, хотя бы это были только часовые боны, то мы должны предположить и накопление этих денег, а также контракты, обязательства, отчисления и т. д., которые фиксировались бы в этих деньгах. Накопленные бумажки постоянно повышались бы в цене точно так же, как и вновь выпускаемые, и, таким образом, с одной стороны, рост производительности труда шел бы на пользу нерабочим, а, с другой стороны, вместе с ростом производительности труда росли бы и обязательства по ранее заключенным контрактам. Падение и повышение стоимости золота или серебра не имели бы никакого значения в том случае, если бы мир в каждый данный момент мог начинаться сызнова и если бы заключенные обязательства об уплате определенного количества золота не сталкивались с колебаниями в стоимости золота. Точно также обстоит здесь дело с часовым боном и производительностью одного часа труда.