Меновая стоимость образует субстанцию денег, и меновая стоимость есть богатство. Поэтому деньги, с другой стороны, представляют собой также и воплощенную форму богатства в противовес всем тем особенным субстанциям, из которых оно состоит. Таким образом, если, с одной стороны, в деньгах, поскольку они рассматриваются сами по себе, форма и содержание богатства тождественны, то, с другой стороны, деньги в противоположность всем другим товарам суть по отношению к товарам всеобщая форма богатства, между тем как субстанцию богатства образует вся совокупность этих особенностей. Если деньги согласно первому определению суть само богатство, то согласно другому они — всеобщий материальный представитель богатства. В самих деньгах эта целостность существует как представляемая совокупность товаров. Таким образом, богатство (меновая стоимость как целостность и как абстракция) существует, по исключении всех других товаров, индивидуализированное в качестве такового, лишь в виде золота и серебра, как отдельный осязаемый предмет. Поэтому деньги — бог среди товаров.
Поэтому деньги в качестве отдельного осязаемого предмета в том или ином случае можно искать, найти, украсть, открыть, и всеобщее богатство может быть осязаемым образом передано во владение отдельного индивида. Из своего рабского облика, в котором они выступают как всего лишь средство обращения, деньги внезапно превращаются в господина и бога в мире товаров. Деньги представляют небесное существование товаров, в то время как товары представляют земное существование денег. Каждая форма натурального богатства, пока оно не заменено меновой стоимостью, предполагает существенное отношение индивида к предмету, так что индивид с одной из своих сторон сам овеществляет себя в предмете и его обладание предметом выступает вместе с тем как определенное развитие его индивидуальности; например, богатство в виде овец выступает как развитие индивида в качестве пастуха, богатство в виде зерна — как развитие его в качестве земледельца и т. д. Деньги же, как индивидуализация всеобщего богатства, будучи сами порождены обращением и представляя лишь всеобщее, как чисто общественный результат, отнюдь не предполагают какое-нибудь индивидуальное отношение к своему владельцу; владение ими не есть развитие какой-нибудь из существенных сторон индивидуальности владельца; наоборот, это есть обладание чем-то лишенным индивидуальности, ибо это общественноэ отношение существует вместе с тем как чувственный, внешний предмет, которым можно завладеть механически и который может быть равным образом и утрачен.
Стало быть, отношение денег к индивиду выступает как чисто случайное, между тем как это отношение к вещи, совершенно не связанной с его индивидуальностью, дает в то же время индивиду, благодаря характеру этой вещи, всеобщее . господство над обществом, над всем миром наслаждений, труда и т. д. Это то же самое, как если бы, например, находка некоего камня давала мне, совершенно независимо от моей индивидуальности, владение всеми науками. Обладание деньгами ставит меня в отношении богатства (общественного) в совершенно то же положение, в какое меня поставило бы обладание философским камнем в отношении наук.
Поэтому деньги — не только один из объектов страсти к обогащению, но и подлинный объект последней. Эта страсть по существу есть auri sacra fames . Страсть к обогащению как таковая, как особая форма влечения, т. е. в отличие от стремления к какому-нибудь особенному богатству, например к одежде, оружию, украшению, женщинам, вину и т. д., возможна лишь тогда, когда всеобщее богатство, богатство как таковое, индивидуализировано в какой-нибудь особой вещи, т. е. когда деньги фигурируют в своем третьем определении. Таким образом, деньги — не только предмет страсти к обогащению, но вместе с тем и ее источник. Стяжательство возможно и без денег; страсть к обогащению сама есть продукт определенного общественного развития, она не есть нечто от природы данное в противоположность историческому. Отсюда жалобы древних на деньги как на источник всякого зла. Страсть к наслаждениям в ее всеобщей форме и скупость — две особые формы жадности к деньгам. Абстрактная страсть к наслаждениям предполагает такой предмет, который заключал бы в себе возможность всех наслаждений. Абстрактную страсть к наслаждениям деньги осуществляют в том определении, в котором они — материальный представитель богатства; скупость они осуществляют постольку, поскольку они — всего лишь всеобщая форма богатства в противовес товарам как его особенным субстанциям. Ради удержания денег как таковых скупость вынуждена жертвовать всяким отношением к предметам особых потребностей, вынуждена отречься от них, чтобы удовлетворять потребность жажды денег как таковой. Жажда денег, или страсть к обогащению, необходимым образом означала гибель древних общественных образований. Отсюда противодействие этому. Деньги сами — общественная связь [das Gemeinwesen] и не терпят над собой никакой другой общественной связи. Это предполагает, однако, полное развитие меновых стоимостей, стало быть — развитие соответствующей организации общества.
У древних меновая стоимость не была nexus rerum ; она выступает в этой роли лишь у торговых народов, которые, однако, сами не производили и занимались только посреднической торговлей. По крайней мере, для финикиян, карфагенян и т. д. производство было делом побочным. Они так же хорошо могли жить в порах древнего мира, как евреи в Польше или в средние века. Точнее говоря, сам этот мир был предпосылкой для подобных торговых народов. Они поэтому и гибнут всякий раз, как только вступают в серьезный конфликт с античными обществами.
У римлян, греков и т. д. деньги выступают сначала непосредственно в своих двух первых определениях, как мера и средство обращения, причем в обоих определениях не в очень развитом виде. Но как только у них развивается торговля и т. д. или же, как это было у римлян, как только завоевания доставляют им массы денег [II—2] — словом, внезапно на известной ступени их экономического развития, — деньги неизбежно выступают в своем третьем определении, и чем больше они развиваются в этом определении, тем больше деньги выступают как гибель этого общества. Чтобы действовать производительно, деньги в своем третьем определении, как мы уже видели, должны быть не только предпосылкой, но точно так же и результатом обращения, и, будучи предпосылкой последнего, они сами должны быть моментом обращения, полагаемым им же. Этого не было, например, у римлян, награбивших деньги со всего света.
Уже в простом определении денег заложено, что они в качестве развитого момента производства могут существовать лишь там, где существует наемный труд; что, следовательно, в этом случае деньги не только не разлагают форму общества, но являются, напротив, условием ее развития и движущей силой развития всех производительных сил, материальных и духовных. Отдельный индивид может и теперь случайно овладеть деньгами, и обладание ими может действовать на него столь же разлагающим образом, как они действовали на общества [die Gemeinwesen] древних. Однако разложение этого индивида в современном обществе само есть лишь обогащение производительной части последнего. Владелец денег в античном смысле разлагается индустриальным процессом, которому он служит против своего сознания и воли. Разложение касается только его личности. Как материальный представитель всеобщего богатства, как индивидуализированная меновая стоимость деньги должны непосредственно быть предметом, целью и продуктом всеобщего труда, труда всех индивидов. Труд должен непосредственно производить меновую стоимость, т. е. деньги. Поэтому он должен быть наемным трудом.
Страсть к обогащению, в смысле стремления всех, поскольку каждый желает производить деньги, создает лишь всеобщее богатство. Лишь таким образом всеобщая страсть к обогащению может стать источником всеобщего, все снова себя порождающего богатства. Когда труд есть наемный труд, а его непосредственной целью являются деньги, всеобщее богатство полагается как его, труда, цель и объект (в связи с этим следует сказать о структуре античной армии, когда она становится наемной). Деньги как цель становятся здесь средством всеобщего трудолюбия. Всеобщее богатство производят для того, чтобы овладеть его представителем. Таким способом открываются действительные источники богатства.