Выбрать главу

Инес

Но я…

Антона

Нет!

Инес

Не скажу ни слова.

Антона

Зачем мне трели соловья? Я квочка, и привыкла я Лишь к пенью петуха простого. Тяжеловесный бык сильнее Породистого скакуна. Надежней палка и вернее Свирели, хоть она нежна.

Инес

Но разве, взор метнув, жена Уже свершает преступленье?

Антона

Остерегайся искушений! Ведь глубь таинственная глаз Бывала, и уже не раз, Пучиною грехопаденья.

ДОРОГА В ПЛАСЕНСЬЮ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Дон Леонардо, Мендо.

Дон Леонардо

Юношей, как я уже Вам рассказывал, закончив Изучение наук, Бакалавром Саламанки Я вернулся в дом отцовский. Люди в молодости склонны К думам о любви. И вскоре Ваш слуга был восхищен Благородной красотою И любезностью Эльвиры. После множества прогулок Под ее балконом, — их Уподобил бы я танцу С тысячами поворотов, Прихотливых и внезапных, Как сама любовь, — Эльвира О моих узнала чувствах И глазами подтвердила, Что не прочь их поощрить. Ей послания в стихах Я писал. И хоть природа, Говорят, творец бумаги, Но стихи творит любовь! Сквозь оконную решетку По ночам мы говорили, Коль ущербная луна Нам потворствовала. Вскоре В доме мы уже могли Тайные вести беседы До тех пор, пока не стала Явною любовь, приняв Облик слова. Ведь не может Жар ее незримым долго Оставаться, так же как Яд в душе, огнем палимой. Тут в Пласенсии о нас Стали плохо говорить,— Ведь любовь такое дело, Что его все люди любят Обсуждать и осуждать. Мой отец хотел воздвигнуть Замок счастья для меня, Под замком добро свое Все ж решив держать. Однако, Видя, что огорчены Этим родственники наши (Ведь чужими-то глазами На беду легко смотреть), Счел намеренья мои Нужным мой отец одобрить, Выделил мне часть сыновью Достоянья родового И способствовал устройству Брака моего с Эльвирой, Так что весело и пышно. Мы отпраздновали свадьбу.

Мендо

В счастье жить вам!.. Но с любви И с ее начала должен Я начать и свой рассказ.

Дон Леонардо

Буду рад его услышать.

Мендо

Мой отец, что ныне занят Лишь домашними делами, Здесь, в горах, еще недавно… (Но, быть может, не пристало О столь низменных предметах Толковать с ученым мужем? Это ведь ничуть не лучше, Чем на холст иль на рогожу Нашивать парчу. Но, впрочем, Чтобы время скоротать, Можно ведь о чем угодно Посудачить. Так что вы, Даже будучи идальго И законоведом, все же Можете хоть малость скрасить Скуку, слушая такого Неуча, как ваш попутчик.) Ну так вот, отец мой, Санчо, Здесь в горах рубил деревья, Сваливал потом их в яму И сжигал, землей засыпав. Я ж в корзинах, что сплетали Мы из крепких прутьев ивы, Уголь, выкопанный нами, В город относил. Богатство Этим способом нажив, Мой отец в деревне нашей Важным человеком стал. В это время завелось У меня знакомство в доме Земледельца одного. Это был отец Антоны. Как-то в полдень я к нему Заглянул и дочь его Посреди двора увидел. В каменной лохани, взбив Пену мыльную, она Простыни в тот час стирала. Как ее изобразить мне? Рукава рубахи белой Закатав, Антона руки Обнажила, и они, Мраморные у запястий, Утолщались постепенно, Так что мог бы их сравнить Со свечами, что из воска Золотистого отлиты. Пряди шелковых волос Сетка стягивала туго. Из-под узелков ее, Где серебряные нити С черными переплетались, Выбегали две косы, Золоту которых солнце Позавидовать могло бы, А сиянью глаз — все звезды. Ожерелье обвивало Шею, и она была Перламутровой, как будто Жемчуг здесь-то и родился. Из-под рук Антоны брызги Вылетали, и, хоть это Лишь снежинки были, мне Стрелами они казались. Не подумал бы я сам, Да и от других не слышал, Что любовь стрелой из мыла Может ранить человека Сильного душой и телом. Смахивая брызги пены, Я сказал прекрасной прачке: «Лучше бы ты убрала Свой прозрачный лук, который Снежною разит стрелою». Заалевшись от смущенья, Подняла глаза Антона. Но, измазанные сажей Щеки увидав, она Усмехнулась: «Я слыхала, Что любовь теперь в Гвинее Поселилась. Так, должно быть, Вы приехали оттуда, Если взмылки показаться Вам снежинками могли». Вспыхнула моя душа! И от нежных переливов Голоса ее во мне Так все сжалось, что и сьерру Позабыл я. И уж после Я, отмыв лицо, надел Новый плащ, жилет и куртку И короткие штаны. Заодно купил и шляпу, И в узорчатой сорочке, Грудь которой украшали Двадцать золотых шнуров, Я два воскресенья в церкви Не сводил с Антоны глаз. А ко дню святого Хуана Под окном ее цветник Я взрастил и вывел охрой: «Госпоже моей от Мендо». Кровь во мне кипит, когда Вспоминаю этот праздник, На котором мы плясали, На котором ей свои Кастаньеты отдал я. (Поневоле сокращаю Свой рассказ, — уж виден город.) Так мои страданья были Сладостны, что я за них Благодарен и сомненьям, Разжигавшим их. К согласью Мы пришли с отцом Антоны. Наша свадьба началась Празднеством, но мне оно Горькой мукой показалось, Так как не было, пожалуй, Дня столь длинного и ночи Столь короткой. Впрочем, я И не спал в ту ночь. Бесчестье На себя бы я навлек, Если б вздумалось уснуть мне. А когда заря явилась, Жгучей завистью полна К дивной красоте Антоны, Я в раю из роз и лилий Самого себя увидел. Уголь перестал отец мой Обжигать. Смерть унесла И отца и мать Антоны. За беду считать ли это? Вам судить. Пошла иначе Жизнь и у меня. Достаток Мой велик: землей владею И стада держу. Ни в чем Не нуждаюсь я, однако Мало этого мне, так как Не могу моей Антоне Королевства подарить. Все ж то золото и ткани, Что еще не преподнес ей, Возмещаю я словами Ласковыми и вниманьем — Драгоценностями каждой Честной любящей жены.