Труднее определить силы русских. В то время как Омер-паша говорит о 20 батальонах, два английских офицера, находившиеся при его армии, сходятся в мнении, что силы, которые действительно участвовали в бою, насчитывали только 8000 человек. Однако оба эти утверждения не совсем противоречат друг другу. Русские могли иметь на поле боя 20 батальонов, и все же действительная сила штурмовых колонн — из-за характера местности или из-за того, что русские пренебрежительно отнеслись к своему противнику, — могла не превышать в каждый отдельный момент 8 батальонов. Одно обстоятельство, о котором не упоминают английские офицеры, но о котором сообщает Омер-паша, показывает, что русские имели большие резервы. Дело в том, что во время каждой новой атаки впереди шел свежий батальон, который для этой цели брали из резерва. Кроме того, каждая строчка в сообщениях обоих «офицеров гвардии ее величества» носит печать того невежества и той необоснованной самоуверенности, которые во всех армиях свойственны младшим офицерам этого привилегированного корпуса.
В целом мы считаем поэтому сообщение Омер-паши заслуживающим доверия. В течение всей операции на месте могло находиться 18 или 20 русских батальонов, из которых 10 или 12, возможно, один за другим, были введены в бой, так что численность тех войск, которые во время каждой атаки одновременно двигались на турецкие окопы, не достигнув успеха, могла равняться 6000–8000. Потери русских, которые, должно быть, составляли по меньшей мере 1500–2000 человек, показывают также, какие силы они, вероятно, ввели в действие. Они были в конечном счете отбиты, оставив в руках турок 500 ружей, большое количество боеприпасов и значительное военное имущество, а также 800 человек убитыми и ранеными, и отступление их частично носило беспорядочный характер.
Если мы рассмотрим тактику обеих сторон в этом бою, то увидим, к нашему изумлению, что русские совершили грубую ошибку, которую им заслуженно пришлось искупить ценой серьезного поражения. Они проявили такое пренебрежение к своему противнику, которое редко когда можно встретить. Им предстояло атаковать довольно сильные позиции с солидным редюитом, который поддерживался с фланга 10 тяжелыми орудиями на острове и находился в сфере действия 22 орудий Туртукая, господствовавших и над полем перед позициями; всего у турок было 44 или, по крайней мере, 38 орудий, из которых все или почти все принадлежали к тяжелой артиллерии. Каждый офицер в наше время знает, что при наступлении на полевые укрепления надо прежде всего подавить своей артиллерией орудия и батареи противника, которые могут поддерживать укрепления, затем следует, насколько это возможно, разрушить насыпи, частоколы и другие заграждения, затем, подтянув свои батареи еще ближе к атакуемым укреплениям, обрушить на брустверы непрерывный град картечи, и только тогда, наконец, можно решиться бросить свои штурмовые колонны на полуразрушенные укрепления и их деморализованных защитников. Чтобы все это осуществить, надо располагать решающим превосходством в отношении числа и калибра орудий. Но что, как мы видим, пытаются сделать русские? Они штурмуют предмостное укрепление, которое защищается артиллерией, превосходящей их собственную числом и калибром и значительно превосходящей ее своей выучкой, после непродолжительного обстрела из 12 двенадцатифунтовых и 20 шестифунтовых орудий! Этот обстрел, произведенный русскими, можно считать простой формальностью, своего рода долгом вежливости по отношению к туркам, ибо он не мог иметь никакой серьезной цели; и если русские батареи действительно приблизились к предмостному укреплению на расстояние в 650 ярдов, как единодушно сообщают все отчеты, то надо удивляться, что ничего не говорится об известном числе подбитых орудий. В то же время мы должны признать доблесть русских войск, которые, хотя и были под огнем, вероятно, в первый раз и в столь неблагоприятных условиях, все же сумели приблизиться к турецким линиям на расстояние в 50 ярдов, прежде чем они были сокрушены шквалом превосходящего огня противника.
Что касается турок, то мы также не можем с особой похвалой отозваться об их тактике. Очень хорошо, что Омер-паша во время штурма сосредоточил в предмостном укреплении не больше войск, чем это было необходимо для его защиты. Но почему же он не расположил никакого резерва, в особенности кавалерийского, на том конце моста, где находится Туртукай, а также на острове? Почему он не бросил свою кавалерию на разбитого противника, как только поражение русских стало очевидным? Почему, наконец, он удовольствовался моральным результатом победы и пренебрег возможностью пожать все ее плоды и тем самым решить исход всей кампании? Мы можем найти лишь два оправдания. Во-первых, система непрерывных линий в полевой фортификации не позволяет легко осуществить энергичные наступательные действия после отражения атаки противника, так как непрерывные линии не оставляют сколько-нибудь значительного пространства для внезапной и стремительной вылазки больших масс войск. Во-вторых, Омер-паша либо не верил в способность своих войск сражаться в открытом поле, либо не имел под рукой достаточно войск, чтобы развить успех.
Это приводит нас к стратегическим вопросам, связанным с этой операцией. Если бы Омер-паша имел у Олтеницы те войска, которые без дела стояли у Калафата, то не стал ли бы он действовать с большей решительностью? Как случилось, что отряд в 12000 человек вместе с резервом такой же численности был направлен против Калафата, чтобы угрожать как раз тому пункту русских позиций, где с точки зрения русских им должно было быть желательнее всего встретить атаку противника? Как произошло, что эти 24000 человек отсутствовали в пункте, где турки могли добиться решительных преимуществ?
Но это лишь одна сторона дела. Как теперь не подлежит никакому сомнению, русские не могли к концу октября собрать в Валахии более 50000—55000 бойцов. Если принять во внимание бездорожье и пересеченный характер местности, что делает неизбежным рассредоточение сил, если, далее, учесть урон, который обычно несет каждая действующая армия, то русские ни в одном пункте безусловно не могли сразу сконцентрировать более 30000 человек. 40000 турок, которые были бы сосредоточены в каком-нибудь пункте Валахии, несомненно, разбили бы их; и можно определенно сказать, что если бы турки хотели этого и в надлежащее время приняли необходимые меры, то они сравнительно легко сосредоточили бы такое же или даже двойное число солдат. Однако вмешательство европейской дипломатии, нерешительность Дивана, колебания в турецкой политике по отношению к Сербии и другие обстоятельства подобного рода привели, по-видимому, к ряду полумер, которые поставили Омер-пашу к началу военных действий в весьма своеобразное положение. Он знал о слабости русских и сам располагал армией, которая имела значительное численное превосходство и рвалась в бой. Но его армия была разбросана на пространстве в 350 миль длиной и от 50 до 100 миль шириной. Естественным следствием этого была та скованность, которой отличались его операции в начале ноября. Переправа у Калафата, которая при других условиях была бы ошибкой, сделалась, таким образом, своего рода необходимостью, ибо Видин был естественным пунктом сосредоточения приблизительно 20000 человек, которые без этой переправы остались бы в полном бездействии, так как были слишком удалены от основных сил армии. Эта переправа дала туркам, по крайней мере, возможность сковать часть русских сил и добиться благоприятного для турецкой армии морального эффекта.
Переправа у Олтеницы, задуманная, очевидно, как основной удар, посредством которого должен был быть взят Бухарест и отрезан путь отхода русским, отвлеченным на запад операцией у Калафата, не имела никакого результата, так как, по-видимому, не были собраны силы, необходимые для движения на Бухарест. Моральный эффект, вызванный сражением при Олтенице, был, конечно, большим плюсом; но иную роль сыграло бездействие после победы, продолжавшееся девять дней и завершившееся, ввиду начала дождливой погоды, добровольным отступлением турок за Дунай. Это бездействие и это отступление может быть и не ослабят ободряющего влияния победы на настроение турецкого солдата, но они подорвут престиж турецкого генерала, и, вероятно, в большей мере, чем он того заслуживает. Однако, если первым виновником этого является Диван, то кое в чем следует все-таки признать виновным и Омер-пашу. Провести двенадцать дней на левом берегу Дуная, обладать мостом и предмостным укреплением, достаточно сильным, чтобы отразить сосредоточенные силы русских, иметь за собой многочисленную, рвущуюся в бой армию и не найти способа перебросить 30–40 тысяч человек, — поистине все это не могло иметь места без определенной оплошности со стороны генерала. Русские могут быть благодарны за свое избавление. Никогда русская армия не выходила даже из наполовину менее тяжелого положения с таким незначительным материальным ущербом. Русские могли быть полностью истреблены, и все же они оказались целы и невредимы. Весьма сомнительно, допустят ли они когда-либо повторение столь неблагоприятного для них положения.