- Гинуазо - еще его зовут «Белобрысый», а Шатенэ из Сент-Уэна.
- «...Уанар, разбойник», - выкрикивал глашатай.
В толпе зашумели.
- Он из Рюйе.
- Правильно, это Золотая Ветка.
- У него еще брата убили при Понторсоне.
- Того звали Уанар-Малоньер.
- Хороший был парень, всего девятнадцать минуло.
- А ну, тише! - крикнул глашатай. - Скоро уж конец. «Бельвинь, разбойник. Ла Мюзет, разбойник. Круши-всех, разбойник. Любовинка, разбойник».
Какой-то парень подтолкнул девушку локтем под бок. Девушка улыбнулась.
Глашатай заканчивал список:
- «Зяблик, разбойник. Кот, разбойник...»
Крестьянин в толпе пояснил:
- Это Мулар.
- «...Табуз, разбойник...»
Другой добавил:
- А это Гоффр.
- Их, Гоффров, двое, - заметила женщина.
- Два сапога пара, - буркнул ей в ответ парень.
Глашатай тряхнул бумагой, а барабанщик пробил дробь.
Глашатай продолжал:
- «...Где бы ни были обнаружены все вышепоименованные, после установления их личности, они будут немедленно преданы смертной казни...»
По толпе снова прошло движение.
А глашатай дочитал последние строки:
- «...Всякий, кто предоставит им убежище или поможет их бегству, будет предан военнополевому суду и приговорен к смертной казни. Подписано...»
Толпа затаила дыхание.
- «...подписано: делегат Комитета общественного спасения Симурдэн».
- Священник, - сказал кто-то из крестьян.
- Бывший кюре из Паринье, - подтвердил другой.
А какой-то буржуа заметил:
- Вот вам, пожалуйста, Тюрмо и Симурдэн. Белый священник и синий священник.
- Оба черные, - сказал другой буржуа.
Мэр, стоявший на балкончике, приподнял шляпу и прокричал:
- Да здравствует республика!
Барабанная дробь известила слушателей, что чтение еще не окончено. И в самом деле, глашатай поднял руку.
- Внимание, - крикнул он. - Вот еще последние четыре строчки правительственного объявления. Подписаны они командиром экспедиционного отряда Северного побережья, то есть командиром Говэном.
- Слушайте! - пронеслось по толпе.
И глашатай прочел:
- «...Под страхом смертной казни...»
Толпа притихла.
- «...запрещается оказывать согласно вышеприведенному приказу содействие и помощь девятнадцати вышепоименованным мятежникам, которые в настоящее время захвачены и осаждены в башне Тург».
- Как? - раздался голос.
То был женский голос. Голос матери.
III. Крестьяне ропщут
Мишель Флешар смешалась с толпой. Она не слушала глашатая, но иногда и не слушая слышишь. Она услыхала слово: «Тург» - и встрепенулась.
- Как? - спросила она. - В Турге?
На нее оглянулись. Вид у нее был растерянный. Она была в рубище. Кто-то охнул:
- Вот уж и впрямь разбойница.
Какая-то крестьянка, державшая в руке корзину с лепешками из гречневой муки, подошла к Мишели и шепнула:
- Замолчите.
Мишель Флешар растерянно взглянула на крестьянку. Она опять ничего не поняла. Слово «Тург» молнией озарило ее сознание, и вновь все заволоклось мраком. Разве она не имеет права спросить? И почему все на нее так уставились?
Между тем барабанщик в последний раз отбил дробь, расклейщик приклеил к стене объявление, мэр удалился с балкончика, глашатай отправился в соседнее селение, и толпа разбрелась по домам.
Только несколько человек задержалось перед объявлением. Мишель Флешар присоединилась к ним.
Говорили о людях, чьи имена были в списке объявленных вне закона.
Перед объявлением стояли крестьяне и буржуа, иначе говоря - белые и синие.
Разглагольствовал какой-то крестьянин:
- Все равно всех не переловишь. Девятнадцать это и будет девятнадцать. Приу они не поймали, Бенжамена Мулена не поймали, Гупиля из прихода Андуйе не поймали.
- И Лориеля из Монжана не поймали, - подхватил другой.
Тут заговорили все разом:
- И Бриса Дени тоже.
- И Франсуа Дюдуэ.
- Да, он из Лаваля.
- И Гю из Лонэ-Вилье.
- И Грежи.
- И Пилона.
- И Фийеля.
- И Менисана.
- И Гегарре.
- И трех братьев Ложре.
- И господина Лешанделье из Пьервиля.
- Дурачье! - вдруг возмутился какой-то седовласый старик. - Поймали Лантенака, считай всех поймали.
- Да они и Лантенака-то пока не поймали, - пробормотал кто-то из парней.
Старик возразил:
- Возьмут Лантенака, значит саму душу взяли. Умрет Лантенак, всей Вандее конец.
- Кто это такой Лантенак? - спросил один из буржуа.
- Так, из бывших, - ответил другой.
А еще кто-то добавил:
- Из тех, кто женщин расстреливает.
Мишель Флешар услышала эти слова и сказала:
- Верно!
Все оглянулись в ее сторону.
А она добавила:
- Меня вот он расстрелял.
Это прозвучало странно; будто живая выдавала себя за мертвую. Все смотрели теперь на нее, но не слишком доброжелательно.
Действительно, вид ее внушал беспокойство; эта дрожь, трепет, звериный страх - она была так напугана, что вчуже вызывала испуг. В отчаянии женщины страшит именно ее беспомощность. Словно сама судьба толкает ее к краю бездны. Но крестьяне смотрят на все много проще. Кто-то в толпе буркнул:
- Уж не шпионка ли она?
- Да замолчите вы и уходите подобру-поздорову, - шепнула Мишели все та же крестьянка с корзинкой.
Мишель Флешар ответила:
- Я ведь ничего плохого не делаю. Я только своих детей ищу.
Добрая крестьянка оглядела тех, кто глядел на Мишель Флешар, показала пальцем на лоб и, подмигнув ближайшим соседям, сказала:
- Разве не видите - юродивая.
Потом она отвела Мишель Флешар в сторону и дала ей гречневую лепешку.
Мишель, не поблагодарив, жадно начала есть.
- И впрямь юродивая, - рассудили крестьяне. - Ест, что твой зверь.
И толпа разбрелась. Люди расходились поодиночке.
Когда Мишель Флешар расправилась с лепешкой, она сказала крестьянке:
- Вот и хорошо, теперь я сыта. А где Тург?
- Опять она за свое! - воскликнула крестьянка.
- Мне непременно надо в Тург. Скажите, как пройти в Тург?
- Ни за что не скажу, - ответила крестьянка. - Чтобы вас там убили, так, что ли? Да я и сама толком не знаю. А у вас и правда не все дома! Послушайте меня, бедняжка вы, вы ведь еле на ногах стоите. Пойдемте ко мне, хоть отдохнете, а?
- Я не отдыхаю, - ответила мать.
- Ноги-то все в кровь разбила, - прошептала крестьянка.
А Мишель Флешар продолжала:
- Я ведь вам говорю, что у меня украли детей. Девочку и двух мальчиков. Я из леса иду, из землянки. Справьтесь обо мне у бродяги Тельмарша-Нищеброда или у человека, которого я в поле встретила. Он меня и вылечил. У меня, говорят, кость какая-то сломалась. Все, что я сказала, правда, все так и было. А потом есть еще сержант Радуб. Можете у него спросить. Он скажет. Это он нас в лесу нашел. Троих. Я ведь вам говорю - трое детей. Старшенького зовут Рене-Жан. Я могу все доказать. Второго зовут Гро-Алэн, а младшую Жоржетта. Муж мой помер. Убили его. Он был батраком в Сискуаньяре. Вот я вижу, - вы добрая женщина. Покажите мне дорогу. Не сумасшедшая я, я мать. Я детей потеряла. Я ищу их. Вот и все. Откуда я иду - сама не знаю. Эту ночь в сарае спала, на соломе. А иду я в Тург - вот куда. Я не воровка. Сами видите, я правду говорю. Неужели же мне так никто и не поможет отыскать детей? Я не здешняя. Меня расстреляли, а где - я не знаю.
Крестьянка покачала головой и сказала:
- Послушайте меня, странница. Сейчас революция, времена такие, что не нужно зря болтать чего не понимаешь. А то, гляди, вас арестуют.
- Где Тург? - воскликнула мать. - Сударыня, ради младенца Христа и пресвятой райской девы, прошу вас, сударыня, умоляю вас, заклинаю всем святым, скажите мне: как пройти в Тург?
Крестьянка рассердилась.
- Да не знаю я! А если бы и знала, не сказала бы. Плохое там место. Нельзя туда ходить.
- А я пойду, - ответила мать.
И она зашагала по дороге.
Крестьянка посмотрела ей вслед и проворчала:
- Есть-то ей надо.
Она догнала Мишель Флешар и сунула ей в руку гречневую лепешку.
- Хоть вечером перекусите.
Мишель Флешар молча взяла лепешку и пошла вперед, даже не обернувшись.
Она вышла за околицу. У последних домов деревни она увидела трех босоногих, оборванных ребятишек. Она подбежала к ним.