Но возвратимся к Собору Богоматери.
Когда первые распоряжения были закончены, - отдавая должное дисциплине этой армии бродяг, следует заметить, что приказания Клопена исполнялись в полном молчании и с величайшей точностью, - почтенный предводитель шайки взобрался на ограду паперти и, обратясь лицом к собору, возвысил свой хриплый и грубый голос, размахивая факелом, пламя которого, колеблемое ветром, то выхватывало из мрака красноватый фасад храма, то, застилаясь собственным дымом, вновь погружало его во тьму.
- Тебе, Луи де Бомон, епископ Парижский, советник королевской судебной палаты, я, Клопен Труйльфу, король Алтынный, великий кесарь, князь арготинцев, епископ шутов, говорю: «Наша сестра, невинно осужденная за колдовство, укрылась в твоем соборе, ты обязан предоставить ей убежище и защиту; но суд хочет извлечь ее оттуда, и ты дал на то свое согласие, ее повесили бы завтра на Гревской площади, когда бы не бог да бродяги. Вот почему мы и пришли к тебе, епископ Если твоя церковь неприкосновенна, то неприкосновенна и сестра наша, если же наша сестра не является неприкосновенной, то и храм твой не будет неприкосновенным Поэтому мы требуем, чтобы ты выдал нам девушку, если хочешь спасти свой собор, или же мы отнимем девушку и разграбим храм, что будет справедливо А в подтверждение этого я водружаю здесь мое знамя, и да хранит тебя бог, епископ Парижский!»
К несчастью. Квазимодо не мог слышать эти слова, произнесенные с выражением мрачного и дикого величия. Один из бродяг подал Клопену стяг, и Клопен торжественно водрузил его между двумя плитами. Это были большие вилы, на зубьях которых висел окровавленный кусок падали.
Затем король Алтынный обернулся и оглядел свою армию - свирепое сборище людей, взгляды которых сверкали почти так же, как пики. После небольшого молчания он крикнул.
- Вперед, ребята! За дело, взломщики!
Тридцать здоровенных плечистых молодцов, похожих на слесарей, с молотками, клещами и железными ломами на плечах выступили из рядов. Они двинулись к главному порталу собора и взошли на паперть; видно было, как они, очутившись под стрельчатым сводом, принялись взламывать двери при помощи клещей и рычагов. Бродяги повалили следом за ними, чтобы помочь им или чтобы поглядеть на них. Все одиннадцать ступеней паперти были запружены толпой.
Дверь не подавалась.
- Черт возьми! Какая же она крепкая и упрямая! - сказал один.
- От старости она окостенела, - сказал другой.
- Смелей, приятели! - поощрял их Клопен. - Ставлю свою голову против старого башмака, что вы успеете открыть дверь, похитить девушку и разграбить главный алтарь, прежде чем успеет проснуться хоть один причетник! Стойте! Да никак запор уже трещит!
Страшный грохот, раздавшийся за спиной Клопена, прервал его речь. Он обернулся. Огромная, точно свалившаяся с неба балка, придавив собою человек десять бродяг на ступенях паперти, с громом пушечного выстрела отскочила на мостовую, перешибая по пути ноги оборванцев в толпе, бросившейся во все стороны с криками ужаса. В мгновение ока прилегавшая к паперти часть площади опустела. Взломщики, хотя и защищаемые глубокими сводами портала, бросили дверь, и даже сам Клопен отступил на почтительное расстояние от собора.
- Ну и счастливо же я отделался! - воскликнул Жеан. - Я слышал, как она просвистела, клянусь чертовой башкой! Зато она погубила душу Пьера Душегуба!
Невозможно описать, в какое изумление и ужас повергло бродяг это бревно. Некоторое время они стояли, вглядываясь в небо, приведенные в большее замешательство этим куском дерева, нежели двадцатью тысячами королевских стрелков.
- Сатана! - пробурчал герцог египетский. - Тут пахнет колдовством!
- Наверное, луна сбросила на нас это полено, - сказал Андри Рыжий.
- К тому же, говорят, луна в дружбе с Пречистой девой! - сказал Франсуа Шантепрюн.
- Тысяча пап! - воскликнул Клопен - Все вы дураки! - Но как объяснить падение бревна, он и сам не знал.
На высоком фасаде церкви, до верха которого не достигал свет факелов, ничего нельзя было разглядеть. Увесистая дубовая балка валялась на мостовой; слышались стоны несчастных, которые, первыми попав под ее удар, распороли себе животы об острые углы каменных ступеней.
Наконец, когда волнение улеглось, король Алтынный нашел толкование, показавшееся его товарищам вполне допустимым:
- Чертова пасть! Неужели попы вздумали обороняться? Тогда грабить их! Грабить!
- Грабить! - повторила с бешеным ревом толпа. Вслед за тем раздался залп из мушкетов и самострелов по фасаду собора.
Мирные обитатели соседних домов проснулись Распахнулись окна, из них высунулись головы в ночных колпаках и руки, державшие зажженные свечи.
- Стреляйте по окнам! - скомандовал Клопен.
Окна тотчас же захлопнулись, и бедные горожане, еле успев бросить испуганный взгляд на это грозное зрелище, освещенное мерцающим пламенем факелов, вернулись, обливаясь холодным потом, к своим супругам, вопрошая себя, не справляют ли нынче ведьмы на Соборной площади шабаш, или же это нападение бургундцев, как в 64-м году. Мужчинам уже чудился разбой, женщинам - насилие. И те и другие дрожали от страха.
- Грабить! - повторяли арготинцы. Но приблизиться они не решались. Они глядели то на церковь, то на дубовую балку. Бревно лежало неподвижно. Здание хранило спокойный и нежилой вид, но что-то непонятное сковывало бродяг.
- За работу, взломщики! - крикнул Труйльфу. - Высаживайте дверь!
Никто не шевельнулся.
- Чертовы борода и пузо! - возмутился Клопен. - Ну и мужчины! Испугались балки!
Взломщик постарше обратился К нему:
- Командир! Нас задерживает не балка, а дверь с железными полосами. Клещами с ней ничего не сделаешь.
- Что же вам нужно, чтобы ее высадить? - спросил Клопен.
- Да надо бы таран.
Король Алтынный смело подбежал к страшному бревну и поставил на него ногу.
- Вот вам таран! - воскликнул он. - Вам посылают его сами каноники! С насмешливым видом поклонившись в сторону церкви, он добавил: - Спасибо, отцы каноники!
Эта выходка произвела хорошее впечатление. Чары дубовой балки были разрушены. Бродяги воспрянули духом; вскоре тяжелая балка, подхваченная, как перышко, двумя сотнями сильных рук, с яростью ринулась на массивную дверь. При тусклом свете, который отбрасывали на площадь факелы, длинное бревно, поддерживаемое мужчинами, бежавшими, казалось чудовищным тысяченогим зверем, который, пригнув голову, бросается на каменного великана.