Приободренный, я обратился к Осирису, Богу умирающему и воскресающему, тщась ублажить не только его, но и прочих судей — богов и богинь.
«О царь Обеих Земель, Бог Египта, властвующий до области Духов, во имя которого населены номы и изображениями которого полны храмы, члены которого защищает сестра его Исида, а тело охраняет Нефтида, сын которого Гор пребывает на престоле его, как царь богов и людей. О царь Осирис, царь богов, находящийся в доме золота, царь неба, властитель земли, великий обладатель преисподней, царь нома Крокодилов, владыка Мемфиса, обрати с миром прекрасное лицо твое»…
Мои запечатанные уста не издавали ни звука. Я говорил голосом сердца.
Исполнив положенный ритуал, приступил к исповеди:
«Я не совершал несправедливости против людей, я не был жесток к животным, я не совершал грехов в Месте Правды, я не пытался узнать то, что еще не стало»…
— Пытался, — перебил кто-то из сидящих на хорах. — Ты всегда хотел заглянуть в завтра.
— Это так, — вынужден был я признать, — но только в мыслях! Получив такую возможность, я не воспользовался ею и ушел в далекое вчера, к вам, боги Египта.
— Пусть продолжает, — велела милостивая Исида, обратив ко мне благосклонный лик.
— О, Афродита — Астарта! Венера — Диана! О, возлюбленная мною Кибела! Я всегда знал, что Ты, Единая Исида-Владычица, не оставишь меня на скорбных путях моих и станёшь моей защитницей. В тайниках сердца хранил я имя Твое.
— Говори, — послышалось из-под золотой маски, мерцающей изумрудами.
И продолжало беззвучное сердце.
«Я не был безразличен, видя зло, мое имя не было сообщено водителю Ладьи (не было, не было — правда!), я не богохульствовал, я не отнимал у бедняка, я не нарушал божественного запрета, я не вредил служителю в глазах его хозяина, я не отравлял, я не убивал, я не приказывал убивать, я никому не причинял страдания, я не преуменьшал пищевые доходы храма, я не портил хлеба для богов, я не крал печенья умерших, не возлегал с мужчиной, не предавался прелюбодеянию в святилище… не увеличивал веса гири, не надувал на весах, не отнимал молока от уст младенцев, не лишал мелкий скот пастбища, я не ловил птиц, посвященных богам, не удил их рыбу, я не устанавливал заслонов для воды, не тушил огня на алтаре, не останавливал скот, не задерживал выход Бога из храма»…
Все было правдой с начала до конца, все, что читало сердце в священном свитке!
Я увидел, как поползла вниз медная чаша весов, на которой невесомо покоилось перышко из прически Маат.
Анубис объявил результат взвешивания. Тот записал его на длинном свитке палочкой из тростника.
— Оправдан, — поочередно провозгласили боги на подиуме.
— Оправдан, — брызнули светом крылья короны солнца, укрытого скарабеевой маской.
И я понял, не заботясь о бренной оболочке, что память моя не подлежит уничтожению. И другое понял я, сложив воедино имена эннеады, — тайну иллюзий. И вспомнил сердцем священную надпись, которой не было в моем папирусе, но которую я списал со стен разрушенного, занесенного песками Ливийской пустыни храма на границе Большого оазиса.
«Великие имена его все, сокровенны пред детьми его. Когда открываются врата неба к земле, сияет владыка Обеих Стран в образах своих… в имени своем Ра, каждый день… Он проливает дыхание в гортани, в имени его Амон, он непоколебим во всем, душа Шу и всех богов, тело живущих жизни, творец плодоносных деревьев, виновник разлива, нет жизни без него на окоеме земли… Сияющий на Горизонте, распространяющий теплоту свою по земле, в имени его Осирис, творец света. Гор духов живущих, живущий в океане Нун, жизнь богов и людей… Подобие Амона, подобие Атума, подобие Хепри, подобие Ра, единый создавший себя в виде миллионов, Тенен, предвечный, подобие, образовавшее тело собственными руками в виде любого образа, согласно своему желанию. Подобие великого крылатого солнечного диска, первого на небосклоне богини Нут, которая поручила ему небо и землю во всем их окружии, с тех пор, как воссиял он над водами… Он озаряет круг неба перьями своими… он не гибнет во веки веков, плавая по небу, кружась по преисподней ежедневно, чтобы восстановить Осириса царем ада и обновить тело свое и усладить сердце матери сына его — Гора. Это — он, восходя и заходя ежедневно, пребывая в небе, чтобы освещать Обе Земли, руководить людьми. Во веки живет овен Амона в его правом оке — в солнечном диске на небе, каждый день, во веки… Подобие Атума, подобие Осириса изначала. Левое око его — измеритель — Тот, подобие Амона ночью, сияющий на детей своих, плывущий по небу каждый день от угла горизонта, чтобы дать бытие временам года…»