— Совершенно все равно.
— И вы вполне бы удовлетворились и не имели бы ничего против, если бы он не был графского рода? Иными словами, графский титул не прибавил бы ему цены в ваших глазах?
— Нисколько. Боже мой, мистер Хокинс, я давно излечилась от этих мечтаний о графском титуле, принадлежности к аристократии и тому подобной чепухе и благодаря ему, Трейси, стала обычной, простой девушкой — и очень этому рада. Вообще ничто на свете не может придать ему большей цены в моих глазах. В нем для меня — весь мир, вот в таком, каков он есть. Он сочетает в себе все достоинства, какие существуют на земле; а раз так, чего же еще?
«Однако это у нее далеко зашло, — подумал Хокинс. И затем рассудил так: — Придется изобрести еще новый план: в этих изменчивых обстоятельствах ни один не выдерживает дольше пяти минут. Даже не изображая этого малого преступником, я сумею подобрать ему такое имечко и так его распишу, что она мигом разочаруется. А если из этого тоже ничего не выйдет, тогда самое правильное смириться и помочь бедняжке в устройстве ее судьбы, а не мешать».
И уже вслух он произнес:
— Так вот, Гвендолен…
— Я хочу, чтобы меня звали Салли.
— Прекрасно. Мне это имя больше нравится. Так вот, я расскажу вам сейчас насчет этого Шалфея.
— Шалфея? Это его фамилия?
— Ну да, его фамилия — Шалфей. А та, другая — псевдоним.
— Какая гадость!
— Знаю, что гадость, но мы ведь не властны выбирать себе фамилии.
— И его в самом деле так зовут, а вовсе не Ховард Трейси?
— Да, к сожалению, — сокрушенно ответил Хокинс.
Девушка задумчиво повторила на несколько ладов:
— Шалфей, Шалфей… Нет, не могу. Никогда я к этому не привыкну. Лучше уж буду называть его по имени. А как его имя?
— Имя… м-м… Его инициалы С. М.
— Инициалы? Мне совершенно безразлично, какие у него инициалы. Не могу же я называть его инициалами. А что означают эти инициалы?
— Видите ли, отец его был врачом, и он… он… Словом, он обожал свою профессию, и он… Видите ли, он был довольно эксцентричный человек, и…
— Но что же все-таки означают эти инициалы? Почему вы не хотите сказать мне прямо.
— Они… Видите ли, они означают Спинномозговой Менингит. Поскольку его отец был вра…
— В жизни не слыхала более безобразного имени! Разве можно называть так человека, которого… которого любишь! Да я бы врага не назвала таким именем. Это звучит как брань. — Подумав немного, она не без сокрушения добавила: — Боже мой, ведь это станет моим именем! И на это имя будут адресовать мне письма!
— Да, на конверте будет написано: «Миссис Спинномозговой Менингит Шалфей».
— Не повторяйте, не смейте! Я не могу этого слышать! Что, его отец был сумасшедший?
— Нет, такого за ним не числилось.
— Какое счастье! Ведь говорят, что сумасшествие передается по наследству. В таком случае, чем же, по-вашему, можно объяснить такие странности?
— Ну, право, не знаю. В их семье было немало кретинов, так что, может быть…
— Никаких «может быть»! Он-то уж безусловно был кретином.
— М-м, м-да, вполне возможно. Такое предположение было.
— Предположение! — раздраженно воскликнула Салли. — А если бы все звезды вдруг исчезли с неба, вы бы тоже только предполагали, что будет темно? Но хватит об этом кретине: меня кретины не интересуют; расскажите лучше о его сыне.
— Прекрасно. Итак, он — старший сын в семье, но не самый любимый. Его брат — Цилобальзам…
— Обождите минутку, я что-то ничего не понимаю. Такое не сразу осмыслишь. Цило… Как вы сказали?
— Цилобальзам.
— В жизни не слыхала такого имени. Это похоже на название болезни. Кажется, ведь есть такая болезнь?
— Не думаю; по-моему, это не болезнь. Скорее что-то из библии, или…
— Нет, это не из библии.
— В таком случае, это из области анатомии. Мне так и казалось, что это либо из библии, либо из анатомии. Да, теперь я вспомнил, что из анатомии. Так называется ганглий — нервный узел. Есть ведь в медицине такой термин — цилобальзамовый процесс.
— Хорошо, хорошо, продолжайте. И если там еще есть сыновья, лучше уж не упоминайте, как их зовут. Мне от этих имен как-то не по себе становится.
— Отлично. Итак, как я уже говорил, наш друг не был любимцем в семье, а потому рос без всякого присмотра, не ходил в школу, общался с самыми низменными и скверными натурами. Не удивительно, что из него получился такой грубый, вульгарный, невежественный повеса и…
— Это он-то? Ну, он совсем не такой! Надо быть более снисходительным к бедному молодому чужестранцу, который… который… Да он прямая противоположность всему тому, о чем вы говорите! Он внимательный, любезный, обязательный, скромный, мягкий, утонченный, воспитанный… Да как вам не стыдно говорить про него такое!