Граждане! несчастный в гонении укрывается во храмах, где алтари богов объемлет. При Марке Аврелии убежищем и храмами вашими были самые судилища. «Да все страшащиеся утеснения, — вещал он, — прибегнут в сие священное убежище; тамо, и я клянуся в том богами, если я утесню вас когда-нибудь, хощу, о римляне! да обрящете защиту против самого меня».
И с каким достоинством сей великий муж беседовал к начальникам и судиям о их должности. «Если случится вам судить неприятеля вашего, возрадуйтесь тому: вам предстоит случай вдруг и победить страсть и сотворить великое дело. Если восхотят развратить вас почестьми за выслугу, то поставьте в одну сторону цену, вам предлагаемую, а в другую добродетель и право почитать самого себя. Если станут вам угрожать... Но вам кого страшиться? Мне ль убоитесь досадить, делали благо? Ненавидимы государем за ваше правосудие, вы будете велики, а я бесчестен и преступник». Тако дух Марка Аврелия оживлял все государственные судилища.
При нем был, следственно, суд немздоимный, нелицеприятный, ни весьма спешный, ни весьма медленный.
Не надлежало покупать его дарами, не надлежало исторгать его докучательством. Вредное злоупотребление умножило дни, в кои судилища были затворены, как будто б в те дни запрещено было богатому похищать, сильному вредить, несчастному чувствовать свои бедствия. Римляне! время текло для раздоров и злодейств, но течение его прерывалось для восстановления порядка. Марк Аврелий исправил сие злоупотребление: он чаял, что и в самые священные дни творимое людям правосудие не может богов оскорбляти, и святейшее из всех сокровищ, время, отечеству было возвращено.
Упражняясь во всеобщем управлении, умел он находить часы и на то, чтоб самому судить дела своих граждан». — «Философ! — прервал некто в народе стоящий, — я чту и удивляюсь Марку Аврелию равно с тобою; но чаешь ли ты, чтоб власть судить не могла быть когда-нибудь опасна в государе?» — «Без сомнения, — ответствовал Аполлоний, — надлежит страшиться, чтоб, обыкнув к самовластию, не захотел он быть вдруг и судиею и законом, чтоб, реша один, не обманулся, чтоб, присутствуя в судилище, не поколебал властию своею праводушие судей и чтоб ласкательство не пожертвовало законом тому, кому вся суть возможна. Но сии злоупотребления, бывшие нередко при тиранах ваших, приписывать надобно тому человеку, который оным попускает или оные производит. Власть судить в государе имеет свои выгоды, когда он добродетелен. Я дерзаю сказать еще, что тогда государь ближе к народу, что видит он подробности людских несчастий, что мысль свою научается подчинять законам и что стремительное всегда самовластие обыкает чувствовать воздерживающее его обуздание. Таков был дух Марка Аврелия в его судебных изречениях. Я не престаю еще воспоминать о правосудии сего великого мужа. При мне самом проводил он без сна многие нощи, углубляясь в важные дела, требующие его решения: мы трудились совокупно. Некогда хотел я преклонить его на отдохновение. «Аполлоний! — ответствовал он мне, — подадим пример всем тем жаждущим утех людям и на тяжесть дел негодующим, кои мечтают разделять от трудов почести». Не удивляйтесь словам его: они приличны государю, который по приятому правилу был правосуден и который, по должности любя людей, о пользе всех рачил равномерно».