«Вития! — рек Аполлонию, — ты повествуешь нам о благодеянии Марка Аврелия к частным людям, впадшим в злоключение; но вещай нам и о том, которое являл он целым градам и народам. Воспомни глад, Италию погублявший. Мы слышали вошли жен и детей наших, просящих от нас пищи. Неплодные поля наши и опустелые торжища не представляли нам никакия помощи. Мы возопили о ней к Марку Аврелию, и глад утолился». Тогда он подшел ко гробу, коснулся до него и рек: «Я приношу тлению Марка Аврелия дань благодарности от всея Италии».
Предстал потом другой. Лицо его опалено было от солнечного зноя. Черты его имели нечто горделивое, и главою своею превышал он предстоящих. Сей был африканец. Он возвысил глас свои и рек:
«Я родился в Карфагене. Видел я дома и храмы наши всеобщим пожаром в пепл обращенны. Избегнув от пламени и многие дни скитаясь по развалинам и пепелищам, призвали мы на помощь Марка Аврелия, Марк Аврелий утолил лютость бедствий наших. Карфагена возблагодарила в сей раз богов за то, что зависела от Рима». Он подшел ко гробу, коснулся до него и рек: «Я приношу тлению Марка Аврелия дань благодарности от Африки».
Трое жителей азийских приступили. Единою рукою держали фимиам, а другою венцы, сплетенные из цветов. Один из них начал слово:
«Мы зрели в Азии носящую нас землю под ногами нашими восколебавшуюся и три града наши упадшими от землетрясения. Из среды сих развалин призвали мы на помощь Марка Аврелия, и грады наши восстали от падения». Они положили на гроб фимиам и цветы и рекли: «Мы приносим тлению Марка Аврелия дань благодарности от Азии».
Наконец предстал муж с дунайских берегов. Он облечен был в одежду варваров и держал палицу в руке своей. Израненное лицо его было мужественно и грозно, но черты оного, почти дикообразные, казались в сей час смягченными скорбию. Он приступил ближе и рек:
«Римляне! край наш опустошала язва. Вещают, что протекла она вселенную и достигла до нас от парфянских пределов. Смерть вселилась в наши хижины. Она гналась за нами по лесам; мы не могли ни ловить зверей, ни сражаться. Все погибало. Я сам ощутил сию страшную заразу и уже не мог сносить тяжести моего оружия. В толиком отчаянии призвали мы на помощь Марка Аврелия. Марк Аврелий был наш бог-избавитель». Он подшел ко гробу, положил на него свою палицу и рек: «Я приношу тлению твоему дань благодарности от двадесяти племен, избавленных тобою».
«Днесь слышите, о римляне! — продолжал паки Аполлоний, — что попечение его распростерлось на все концы мира. Чрез двадесять лет земля все бедствия испытала, но природа даровала земле Марка Аврелия.
И сей великий муж имел своих злодеев! Или должно, или хотят того превечные судьбы, чтоб добродетель никогда не могла обезоружить злобы? Римляне! наилучшие государи ваши зрели на себя кинжалы изощренные. Нерва осажден был в своих чертогах. Заговор был против Тита. Антонин и Траян принуждены были прощать возмутителей. И Марк Аврелий, сам Марк Аврелий, за жизнь свою сражался. Уже представляете вы в мыслях Кассиево возмущение, мужа горда, дерзновенна, строга с лютостию, выше меры сладострастна, хотяща быть иногда Катилиною, иногда Катоном, беспредельна и в добродетелях и в пороках своих: и сей варвар, воспалив мятеж, произносил имена Добродетели и отечества и возглашал о злоупотреблении, о исправлении, о благонравии; ибо во все времена общее благо служило предлогом злодеянию, и в самое утеснение людей не преставалось им твердить о счастье государства.
Я хотел бы предложить вам то время наших летописей, в кое тираны ваши открывали заговары или укрощенный мятеж торжествовали. Вы можете воспомнить об оном: изгнание стало правом, государственные причины служили оправданием убивства. Никто из граждан невинен не был, если знавал некогда преступника. Приятнейшие чувствования природы вменялись в вину. Примечаемо было, не льются ль слезы из чьих очей втайне над трупом друга своего, и мать, рыдающая о смерти сына, на казнь была влачима. Надлежит от времени до времени воспоминать земле таковые злодеяния, дабы государи по безмерности своего мщения научились страшиться безмерности своея власти. Днесь возвещу вам, как Марк Аврелий поступал. Принесли к нему главу хищника престола, погибшего от рук своих сопреступников. Он отвратил очи свои и повелел сии плачевные остатки предать земле с честию. Восприяв над мятежниками власть, простил им преступление; он спас живот всех тех, кои хотели похитить от него империю. Но сего не довольно: он стал их покровителем. Сенат отметить хотел государя своего, но он у сената просил помилования своим неприятелям. «Я заклинаю вас именем богов не проливати крови, — вещал он. — Да возвратятся изгнанные, да отдадутся имения тем, от коих оные отняты. О, если бы я мог восставляти от гробов!» Не удивляйтесь же, римляне, что и самая семья Кассиева, которая в другие времена ожидала б токмо гонения и смерти, получила паки свою прежнюю знаменитость. Обратите сюда очи свои».