— Значит, не успели... Или земли не хватило, — заметил Лощилин.
— А все равно Горелова надо выспросить, — настаивала Нюша. Она вдруг схватила Лощилина за руку и умоляюще заглянула в лицо. — Пойдемте к отчиму, попытаем его... Чья у него пшеница, откуда?
— Не скажет, пожалуй, — помедлив, ответил Лощилин. — Хозяина не захочет выдавать.
— А может, он сам... сам в чем замешан? — похолодев, зашептала Нюша. — Тогда вот что... Кликнем милиционера. Пусть он Горелова задержит. И хлеб чтобы до выяснения не продавали... — Вытянув шею, она принялась глазами отыскивать постового.
— Да ты что! Рехнулась! — прикрикнул на нее Лощилин. — При чем здесь милиционер? Какие у тебя доказательства? Хочешь человека ни за что оклеветать?
— Ты, Нюшка, не горячись, — поддержал Лощилина Антон. — За клевету и под суд угодить можно...
— Ладно, не отчаивайся, — успокоил ее Лощилин. — Никуда твой отчим не денется. Вернемся домой и обо всем его допросим... А сейчас иди куда тебе нужно... Да не запаздывай, скоро слет начнется.
Нюша пошла к тюрьме и все время думала об одном: неужели этот клубок со Степой не распутается?.. Она вложила в узелок завернутую в бумажку щепотку зерна, а в письме сделала приписку: «Посылаю тебе зерна пшеницы. Сообщи, узнаешь ли ее? Это очень важно!»
Через полчаса надзиратель передал Нюше ответ. Степа сообщал, что к следователю его больше не вызывают, дело о нем замерло и он совсем замучился от ожидания, тоски и безделья.
Дальше Степа писал, что насчет тракторной бригады девчата придумали очень здорово, но предупреждал, чтобы они держали ухо востро — недруги и недоброжелатели в МТС всегда найдутся.
А в самом конце записки было написано: «Пшеницу узнал сразу. Это тот самый сорт, которым мы должны были засеять осенью наши поля. Сообщи: в чем дело?»
Нюша обрадовалась — значит, она не ошиблась, не зря обратила внимание на пшеницу. Нет, тут дело нечисто, если Горелов так выкручивался и старался сбить ее с толку. А раз так, надо не упускать кончик, тянуть за него, пока не размотается весь клубок.
«Подожди, Степа, помучайся еще немного, может, скоро все и прояснится...»
Сунув записку за пазуху, Нюша вновь направилась на базар. Сейчас она еще раз поговорит с отчимом, разузнает все подробности об этой пшенице.
Но на базаре Горелова уже не было.
«Вот и опоздала», — пожалела Нюша и спросила бородатого старика, торгующего овсом, давно ли распродал пшеницу его сосед, долговязый, усатый мужчина в галифе.
— А он не стал ее и продавать, — сказал старик. — Как вы давеча с ним поговорили, он зараз лавочку закрыл и уехал, как наскипидаренный. И чего это вы ему сказали?..
— Куда уехал?
— Вот уж об этом он мне не доложился. Домой, полагать надо.
Нюша ничего не понимала. В этот же день, не дожидаясь открытия слета, она вернулась в Кольцовку.
Торопливо вошла в дом, оглядела избу и спросила у матери, где отчим.
— А кто его ведает, — с досадой ответила Аграфена. — Как ушел ни свет ни заря, так и не заявлялся. Все по округе шастает, легкие рубли сбивает. А чего тебе вспомнилось? Не очень ведь ты по нему скучаешь...
— А вот сегодня соскучилась, — нахмурилась Нюша и рассказала о своих подозрениях.
Аграфена схватилась за грудь:
— Да что ты, Нюшка... И так за Тишей недобрая молва тянется... А тут такое ли дело... подумать страшно. — И она попросила дочь до прихода Тихона никому ничего не рассказывать...
...В полночь в Кольцовку вернулся Лощилин. Когда заспанный Павел Трофимович впустил его в сени, механик тут же, в темноте, ударил Ширяева по лицу и с бешеной яростью втолкнул в пристройку.
— Да вы что... с цепи сорвались, — взмолился Павел Трофимович. — Перепились в городе-то, ополоумели... на людей бросаетесь!
— Убить вас мало, — тяжело дыша, процедил Лощилин. Он закрыл дверь на крючок и осветил лицо Ширяева. — Признавайтесь, куда хлеб подевали?.. Ну, тот самый, семенной?..
— Как с вами тогда обговорили, так все и сделано было, — поспешно заговорил Павел Трофимович, опасливо поглядывая на механика. — Пять мешков Ковшову подбросили, остальные мы с Гореловым в лесу закопали, в овраге. И хворостом завалили.
— Врете! — перебил его Лощилин. — Вам с Гореловым что было сказано: остатки хлеба уничтожить! Хоть в огонь бросьте, хоть в омут! Чтобы никаких следов не осталось. А вы вместо этого припрятали пшеницу у своего свата в Торбееве. Поживиться захотели, спекульнуть.
— И в мыслях такого не было, — обиделся Ширяев.
— Довольно изворачиваться! — прикрикнул Лощилин и рассказал о встрече на базаре с Гореловым, о мешках с пшеницей, о подозрениях Нюшки Ветлугиной, об ее исчезновении со слета. — Ну, что теперь скажете?
— Винюсь, Николай Сергеевич! Бес попутал... — тихо признался он. — Жалко было добро-то губить... вот мы и надумали...
— Дурни безмозглые! Сквалыги! — выругался Лощилин. — Погнались за рублем, а погорите на тысячи... Может, Ветлугина уже в милицию заявила. Может, с Горелова сейчас показания снимают...
— Что ж теперь, Николай Сергеевич? — испуганно спросил Ширяев. — Неужто на след нападут?
— Пробрало наконец-то! Лазаря запели... — насмешливо бросил Лощилин и заходил по комнате. Потом остановился против Ширяева. — Слушайте меня внимательно. Сейчас все зависит от поведения Горелова. Я его еще вчера заставил убраться с базара и уехать в Торбеево. И при этом наказал, чтобы он в Кольцовку носа не показывал. Но Горелов — человек ненадежный, может и подвести. Так что придется вам, Ширяев, заняться им. Отправляйтесь в Торбеево и еще раз предупредите Горелова, чтобы он жил где угодно, только не дома. И чтобы от милиции держался подальше. Словом, пусть вроде как пропадет без вести. Ну, а если заартачится, — закончил Лощилин, — сами понимаете, как говорить надо.
— Понимаю, — выдохнул Ширяев и спросил, когда ему отправляться к Горелову.
— И он еще спрашивает! — взорвался Лощилин. — Сейчас же, немедленно!
Ссутулившись, Павел Трофимович вышел из пристройки.
Всю эту ночь в доме Ветлугиных поджидали Горелова. Но Тихон не пришел домой ни утром, ни в полдень, ни к вечеру. Не появился он ни на второй день, ни на третий...
— Ну, дочка, пришла лиха беда, — решила Аграфена. — Случилось что-то с Тихоном... Теперь нашу беду от людей не скроешь... объявлять надо.
Мать с дочерью отправились в район. Перед тем как пойти в милицию и заявить, что Тихон Горелов пропал без вести, Нюша повела мать в райком партии, к Матвею Петровичу.
Она показала ему зерна пшеницы и сообщила о встрече с отчимом на базаре.
— Теперь нашим законникам, кажется, есть за что зацепиться — подумав, сказал Матвей Петрович и тут же позвонил по телефону районному прокурору.
«ВЫДВИЖЕНКА»
С вечера выпал снег, и за одну ночь все кругом побелело. Припорошило снегом черные поля, зеленые озимые посевы, крыши изб и сараев, неприглядные, окаменевшие от мороза дороги.
В МТС наступила передышка. Одни трактористы уходили в отпуск, другие, недовольные порядками в МТС, получали расчет и разъезжались по домам, третьи готовились к ремонту машин.
Нюша каждый день приходила на усадьбу МТС. Тракторы стояли под открытым небом, примолкшие, холодные, побелевшие от снега. Она отыскала свой трактор — она бы узнала его теперь в любое время дня и ночи среди сотни машин, — сметала с него снег, заглядывала под капот и с болью обнаруживала на моторе рыжеватую сыпь ржавчины.
Вооружившись тряпкой и нацедив в консервную банку керосина, она принималась драить мотор, как, бывало, перед выездом на пахоту.
— Похвально и умилительно! — посмеивался Лощилин. — Ударница, отказавшаяся от премии, холит и нежит своего стального коня. А может, все-таки выдать премиальные туфельки, товарищ Ветлугина?