Ваня, пожав плечами, заметил, что, на худой конец, он и один справится с кем угодно, но, если ребятам лень готовить уроки, они, конечно, могут с ним поехать.
Степа и Шурка постарались пропустить последние слова мимо ушей.
Не успели ребята отойти и километра от Кольцовки, как их нагнала Нюшка и упрямо заявила, что она тоже желает поехать в город.
— Хороши, нечего сказать! Только себя и считают трактористами, а девчонки, мол, для виду в кружок записались. А я вот поеду с вами, и вся недолга!
— Нет уж, хватит мне сопровождающих! — рассердился Селиверстов и приказал всем поворачивать обратно.
Шурка обозвал девочку вредным сучком и двинулся было на нее с кулаками.
— Ладно, — примиряюще заявил Степа. — Идите вы с Нюшкой. Я останусь.
К обеду Ваня Селиверстов, Нюшка и Шурка добрались до города, взяли на складе запасные части для трактора, потом зашли на завод к Крючкину, получили еще кое-какие детали и только в сумерки поехали обратно.
От станции к Кольцовке возвращались уже поздно вечером. Было темно, дорога шла то лесом, то полем.
Запасных частей набралось немало, и Ваня с Шуркой, чередуясь, тащили тяжелый мешок; Нюшка несла мешок полегче.
— Ну и нагрузил Крючкин! — отдуваясь, сказал Шурка Селиверстову. — А ты еще нас с собой брать не хотел.
— Тащи знай! — буркнул Ваня. — Трактористу жаловаться не положено.
У Замызганок на поваленной ветром сосне ребята присели отдохнуть. Шурка стал поддразнивать Нюшку Степой: вот это парень так парень, ради подружки готов на все, даже в город не поехал.
— А может, ему и не хотелось? — возразила Нюшка.
— Говори мне! А кто задачи для тебя решает, изложения пишет? Третьего дня Степка так запутался, что вместо своей твою тетрадку учителю подсунул. А тот возьми да объяви: «Ветлугина Нюша, к доске». Весь класс как грохнет. Семка Уклейкин от смеха даже икать начал.
— Ну и дурак! — сердито бросила Нюшка.
— Уклейкин-то?.. Есть малость.
— Ты дурак!
Шурка опешил:
— Ох, Нюшка, и горазда же ты ругаться! Как тебя Степка только выносит...
— Погодите вы! — шикнул на них Ваня Селиверстов. — Стонет кто-то.
Ребята прислушались. Откуда-то из-за кустов действительно доносился приглушенный, слабый стон. Вскоре он замер, потом вновь повторился.
— Может, заболел кто? — поднимаясь, шепнула Нюшка. — Или замерзает? Пошли посмотрим...
Ваня велел девочке сидеть около мешков, а сам вместе с Шуркой направился в ту сторону, откуда слышался стон. Нюшка осталась одна.
Прошло несколько минут, и за кустами вновь жалобно застонали, но теперь уж совсем в другой стороне. Нюшка крикнула Ване и Шурке, что они не туда пошли, но ребята были уже далеко и не расслышали ее. Тогда девочка, сгорая от любопытства, сама полезла за кусты. Стон повторился еще раз, но опять-таки довольно далеко от нее.
Так Нюшка и перебегала от куста к кусту, пока не догадалась, что ее кто-то дурачит. Она плюнула и вернулась обратно. Каковы же были ее удивление и испуг, когда она не обнаружила около поваленной сосны мешков с запасными частями!
На крик Нюшки примчались ребята. Ваня только за голову схватился: что-то теперь скажут дядя Егор и Матвей Петрович?
Шурка набросился на Нюшку с упреками: как она смогла отойти от мешков? Да и вообще, когда девчонки лезут не в свое дело, жди какой-нибудь беды.
В другой раз Нюшка нашлась бы что ответить на такие нахальные слова, но сейчас, чувствуя свою вину, она только зашмыгала носом:
— Ладно... Сама дяде Егору признаюсь. И пусть меня...
— Все мы хороши! — сердито перебил ее Ваня. — Развесили уши, попались на крючок... Пошли лучше мешки искать.
Ребята долго ходили по Замызганкам, шарили в кустах, но все было безуспешно.
Мрачные, злые, направились они в Кольцовку. В темноте показалось здание школы.
— А знаете что! — горячо зашептала Нюшка. — Давайте все же ребят поднимем. Да побольше. Всю местность прочешем... Найдем мешки, должны найти!
Ваня согласился — иного выхода не было, — и ребята повернули к общежитию.
В это время из стога сена, что стоял в ложбине около реки, осторожно выбрались трое — Фома-Ерема, Филька и Уклейкин. Они прислушались и, убедившись, что кругом все спокойно, вполголоса заговорили.
— Ну, Семка, и ловко же ты стонать умеешь! — фыркнул Филька. — Зараз артельщиков подсидели. Теперь уж они не покатаются на своем тракторе — кишка тонка!
— Отец говорит, теперь всегда так будет, — сказал Фома-Ерема. — Все в тартарары полетит у этих колхозников. Сено будет гореть, скот дохнуть, зерно пропадать... Раз руку на нас занесли, пусть и сами пощады не просят!
Он обвел глазами темнеющие за рекой овины, сараи, ометы соломы, словно прицеливался, что бы еще такое сотворить напоследок, потом ткнул кулаком в стог сена:
— Это чье? Артельное, нет?
— Хватит тебе! — испугался Филька, угадывая мысли Фомы-Еремы. — Еще влопаемся. Давай следы заметать. — И он спросил, куда девать мешки с запасными частями.
— А пусть Семка забирает, — расщедрился Фома-Ерема. — Чем не чаевые! Хочет — меняет, хочет — продает.
— Спасибочки! — заартачился Уклейкин. — Чтобы меня сцапали за эти железки? Сами лопайте! А мне выдавай, что обещано.
— За нами не пропадет, — успокоил Филька и предложил утопить мешки в реке.
На другой день Степа, Шурка и Нюшка подняли по сигналу тревоги всех «артельщиков» и вывели их на поиски пропавших запасных частей.
По твердому насту ребята обошли Замызганки, обшарили все овраги, овины, просмотрели ометы соломы и стога сена — мешков нигде не было.
Поиски продолжались и на другой день, и на третий...
Нюшка извелась, ходила виноватая, жалкая, стараясь не глядеть ребятам в глаза.
Только на четвертый день, бродя по замерзшей реке, Афоня и Степа наткнулись на прорубь во льду, и их осенила догадка. Они пошарили в проруби багром и достали со дна реки два тяжелых, громыхающих металлом мешка.
СЛЕД ПОТЕРЯЛИ...
Через три дня чуть свет Шурка прибежал в общежитие и, разбудив Степу, сообщил ему новость: сегодня ночью исчезли из Кольцовки Еремины.
Они угнали своих коров, лошадей, вывезли все добро из сундуков, хлеб из амбара, и сейчас на ереминском доме висит тяжелый замок, а у крыльца на цепи бродит лютый Полкан и никого не подпускает к дому.
Отец Шурки, Матвей Петрович и еще несколько колхозников оседлали лошадей и верхами поехали догонять Ереминых.
— Драпанули, значит! — обрадовался Степа. — Туда им и дорога. Другим мешать не будут.
— А это видал? — Шурка достал из-за пазухи листок бумаги. — Послание нам... У себя на крыльце нашел.
«Степке Ковшову и всем его собакам-ищейкам, — прочел Степа. — Живите да оглядывайтесь! Мы еще встретимся на узкой дорожке и за все посчитаемся!»
Подписи под запиской не было, но Шурка принялся уверять, что почерк с такими загогулинами может быть только у Фомы-Еремы.
— Ну как, дрожишь? — осведомился он. — Страшно?
— Дрожу — печку не натопили, — усмехнулся Степа, натягивая рубаху. — А так вроде ничего.
— А знаешь что? — предложил Шурка. — Возьмем лошадей на конюшне — и тоже в погоню. Посмотрим, как Ереминых захватят. Да еще Фоме-Ереме накостыляем, чтобы не грозился.
Мальчишки недолго думая направились на конюшню, но Илья Ефимович резонно заявил, что без разрешения председателя он коней не даст, тем более несовершеннолетним школярам.
Не поддержала ребят и Аграфена.
Пришлось Шурке и Степе отправиться на занятия.
Весь день поглядывали они в школьные окна, поджидая, когда же вернутся из погони колхозники.
Те приехали только к вечеру. Впереди всадников двигалось двое саней, груженных пятью тушами убитых коров и телок, а за ними, сгорбившись, шел Никита Еремин с женой и дочерью. Но Фомы-Еремы и его старшего брата Оськи среди них не было.
Оказалось, что, когда погоня стала настигать ереминский обоз, Оська пострелял из обреза всех коров и телок, потом вместе с Фомой-Еремой они выпрягли из саней лошадей и, вскочив на них, скрылись в лесу. Старика Еремина колхозники застали около мертвых коров в неутешном горе. Он проклинал душегуба-сына и требовал, чтобы того поскорее нагнали. Тут же выяснилось, что сани были набиты разным домашним скарбом, но в них не было ни одного мешка семенного зерна.