Редакция журнала, дабы избежать возможных неточностей или искажений фактов, провела обсуждение рукописи очерка перед его напечатанием. Были приглашены работники завода, около десяти человек: главный технолог, главный механик, начальник отдела труда и зарплаты, инженер по труду, старший конструктор и другие товарищи. Стенограмма обсуждения — вопль души людей, которым уже невмоготу. Все в один голос отметили, что авторы даже недостаточно остро написали очерк об их заводе.
Суть дела вкратце сводится к следующему. На заводе, выпускающем уникальные, высокой точности станки, именуемые в технике прециозными (от внутришлифовальных станков, которые когда-то делал завод, сохранилось только его название), процветает дикая ежемесячная штурмовщина. Вот что показывает «кардиограмма» ЗВШС. В прошлом году за первые декады шести месяцев первого полугодия выпущен тридцать один станок, за вторые декады — двадцать семь, за третьи — девяносто семь. Во втором полугодии за первые декады выпущено четыре станка, за вторые — девятнадцать, за третьи — сто сорок восемь. Заводской коллектив способен творить чудеса — «4» и «148»! Но руководят этим коллективом безобразно. На заводе отсутствует элементарная культура производства, грубо нарушаются правила охраны здоровья рабочих, высокая техника сплошь и рядом уживается с «дубинушкой», технический прогресс, если можно так выразиться, в загоне. Перспективным конструированием станков никто не занимается, конструкторский портфель пуст. За полтора года директор ни разу даже не заглядывал в конструкторское бюро.
Директора Я. П. Яковлева зовут на заводе «Я в квадрате» — за его самовластие и самовлюбленность, за полное пренебрежение к какой-либо коллегиальности в работе, за размашистое, шумливое, не дающее ходу ни чьей инициативе, и довольно-таки безалаберное руководство. У директора отсутствует контакт с технической мыслью на заводе (ему эти тонкости незнакомы), техническую интеллигенцию он вообще третирует, излюбленная его форма общения с подчиненными — нагоняй, а самые употребительные слова в разговоре с ними: «выгоню!», «подавай заявление!», «уволю!».
Вот сценка из очерка:
«Директор поручил начальнику отдела получить в министерстве письмо, которое должен был подписать заместитель министра. Начальник отдела звонил по телефону несколько раз — все нет и нет заместителя министра. Ехать недалеко, а незачем.
Через некоторое время в отделе послышался телефонный звонок. Знакомый голос директора ЗВШС спросил:
— Приехал ваш начальник из министерства?
— Да он и не уезжал, — ответили ему, не зная, в чем дело.
Директор велел позвать к телефону «виновного».
— Где письмо, болван?
Начальник отдела, оглушенный этим приветствием, хотел что-то вымолвить, но директорский бас продолжал грохотать:
— Не нужны мне твои объяснения, дважды ты болван, не нужен ты мне вообще, не ходи больше ко мне!»
Вот такой нрав у Якова Петровича Яковлева. Заметим между прочим, что начальник отдела, которого ни за что ни про что обозвали «дважды болваном» — пожилой человек, работает на ЗВШС двадцать три года, член КПСС. При обсуждении рукописи очерка в редакции журнала он просил не называть в печати его фамилию — вероятно, он сам стыдится собственной слабохарактерности и робости, не позволяющей ему дать директору хорошей сдачи за «болвана» и прочие подобные словечки.
Вот другая сценка:
«Как-то главный механик завода товарищ Нижегородцев пришел к директору подписать разрешение на отпуск. Поскольку Яков Петрович во всем советуется с секретарем партбюро, он при Нижегородцеве и многих других товарищах, присутствовавших в это время в кабинете, позвонил Арутюну Согомоновичу Вартаняну:
— Тут пришел Нижегородцев, просится в отпуск. Как ты думаешь, подписывать ему заявление? Я думаю, то ли есть он на заводе, то ли нет его — один толк. Пусть едет.
Вартанян одобрил решение директора: надо же о людях заботиться…»