В один миг каждый пират убил по одному матросу. Удары топорами наносились так верно, что за все время раздалось только два или три глухих стона.
Вахтенный офицер, сидевший в ближайшей к палубе каюте, услыхал возню и подумал, что это поссорился кто-нибудь из матросов. Он вышел на палубу и в ту же минуту упал, чтобы больше уже не вставать. Пятеро пиратов вошли в капитанскую каюту и закололи капитана, прежде чем тот успел сообразить, что случилось.
Затем последовала ужасная сцена. Восемьдесят пиратов, понимая, что щадить кого-нибудь — значит губить себя, ворвались в междупалубное пространство и принялись крошить спящих раздетых матросов. Часть пиратов проникла в общую офицерскую каюту и перебила сонных офицеров. Одним словом, весь экипаж был перебит до последнего человека, причем ни офицеры, ни матросы не успели даже дать себе отчет в том, что, собственно, произошло.
Это была не битва, а бойня. Защищаться пробовали только человек двадцать, которым удалось сплотиться тесной группой и пустить в ход кое-какое холодное оружие. Но и они в конце концов погибли так же, как их товарищи.
В десять минут пираты совершили свое черное дело, на всем фрегате из английских моряков в живых не осталось ни одного.
На рассвете шесть остальных кораблей английской эскадры, стоявших милях в двух от фиорда, увидали фрегат «Медею», на всех парусах при попутном ветре выходивший из фиорда и направлявшийся к югу. Прежде чем они успели спросить фрегат, что это значит, как он уже сам отсалютовал им флагом и выставил разноцветные сигналы, означающие: «Спешное поручение в Англию. Приказ адмирала».
Шесть кораблей ответили на салют, и «Медея» быстро исчезла в утреннем тумане.
Что же тем временем делалось в Розольфсе и удалось ли Иоилю поспеть вовремя, чтобы спасти капитана Вельзевула?
Что случилось с Олдхэмом и Красноглазым? Удалось ли им убежать от англичан? Что касается Надода, то его исчезновение объяснилось очень просто: увидав крушение своих надежд, он, по всей вероятности, спрятался где-нибудь в доме и незаметно убрался из Норланда. Но почтенному бухгалтеру не было никакой нужды скрываться, и ему даже в голову не могла прийти такая мысль. А между тем оба исчезли неизвестно куда.
Когда Ингольфа заперли в башню, он понял, что участь его решена и что спасти его может только чудо, а так как в чудеса он не верил, то и готовился к смерти. Он думал теперь только о своем отце, с которым не виделся после своего приключения и который так был бы рад зачислению Ингольфа в регулярный флот. Прегрешения Ингольфа не были для него позором, по понятиям той эпохи, а патент на капитанский чин сглаживал их окончательно. Для него уже начиналась новая жизнь, как вдруг явились эти проклятые англичане и помешали всему… Его обвинили в покушении на грабеж Розольфского замка, что было уже несмываемым позором, так как тайное поручение, данное Ингольфу королем, должно было оставаться в секрете. Не касаясь вопроса, был или нет герцог Норландский независимым владетелем, во всяком случае, он составил заговор против короля, и король имел полное право защищаться. Скверно во всей экспедиции было только то, что королевский фаворит Гинго действовал через гнусных посредников вроде Надода и что из-за этого Ингольф очень много терял, так как адмиралу Коллингвуду нечего было опасаться дипломатического вмешательства со стороны министра, никогда бы не решившегося признаться, что он заодно с «Грабителями».
Другое дело, если бы Ингольфу, произведенному в капитаны, все было бы поручено одному. Тогда его личность была бы неприкосновенна для англичан, и они никогда не посмели бы сделать то, что они сделали. Но, к несчастью, знаменитый корсар действовал сообща с Надодом, и уже одно это обстоятельство оправдывало образ действий по отношению к нему английского адмирала.
Обдумав и обсудив свое положение со всех сторон, Ингольф пришел к выводу, что для него нет ни малейшей надежды на спасение. На какой-нибудь неожиданно великодушный поступок адмирала нечего было рассчитывать: еще Харальд или его сыновья могли бы, пожалуй, сделать что-нибудь в этом роде, но англичане именно и отличаются от всех рас совершенным отсутствием великодушия — это их характерная национальная черта. Если даже проследить всю историю Англии, в ней не найдешь ни одного великодушного деяния.