— У вас не было ружья?
— Ни один туземец в то время не мог иметь ружья на Цейлоне.
— Как же вы охотились на взрослых?
— Мы рыли ямы в местах, куда ходит много этих животных, и покрывали их ветками, а потом, когда они ловились туда, мы убивали их копьями. Здесь в джунглях найдется тысячи две таких ям, вырытых отцом и мною за эти двадцать лет.
— Вы с ним только одни занимались этим ремеслом на Цейлоне? — спросил Барнет, в высшей степени заинтересованный этим разговором.
— Да, одни, и поэтому нас прозвали раджами джунглей. Почти все сингалы держат у себя поля, живут там и обрабатывают их. Земля плодородная, и они живут счастливо и в полном изобилии. Такая жизнь не делает человека мужественным, и ни один из них не посмеет провести даже одной ночи в этих джунглях, которые они прозвали долиной Трупов, хотя никто из них не подвергал себя здесь смертельной опасности и тут немного найдется человеческих останков… Отец мой уже умер, оставив нам с братом небольшое состояние, и я бросил свое ремесло, которым опасно заниматься одному, а мой младший брат не в силах вынести лишения и опасности такой жизни.
— Не во время ли избиения в Хардвар-Сикри погиб твой отец?
— Да, — отвечал индус, и глаза его сверкнули мрачной ненавистью, — он хотел окончить свои дни в родном городе и нашел там гнусный конец, ибо что может быть подлее, чем убить старика семидесяти пяти лет? Ни один из его родных не участвовал в восстании, и я примкнул к нему только после этого отвратительного дела… Ничто не может извинить такого преступления. Есть два человека на свете, которых я поклялся убить; это майор Кемпбелл, старший комендант Хардвара, и капитан Максвелл, который командовал этим ужасным избиением. Если бы Сердар не приехал на Цейлон, где ему нужны были мои услуги, я был бы в эту минуту среди индусов, осаждающих крепость, чтобы сдержать свою клятву, и брат был бы со мной. Как только мы ступим на большую землю, я сейчас же поспешу туда. Сердар обещал замолвить за меня слово Нана-Сахибу, чтобы двух этих людей выдали мне.
— Разделим их между собой, — живо перебил его Барнет, — Максвелла отдай мне; у нас с ним старые счеты, и я хочу предложить ему хорошую дуэль по-американски: карабин в руке, револьвер и охотничий нож у пояса — и вперед!
— Нет! С такими людьми не может быть дуэли, — сказал Рама с мрачным видом, — только медленной смертью среди ужасных мучений могут они искупить свои преступления.
— Постой! Постой, Рама! — запальчиво отвечал Боб, — мои счеты с ним старше твоих и начались за два года до восстания, когда этот негодяй выгнал меня из моего дворца в Ауде, а потому преимущество на моей стороне; впрочем, ты можешь быть уверен, что я не пощажу его, и если случайно, что, по-моему, невозможно, он убьет меня, то у меня останется утешение, что ты отомстишь за меня… Согласен, не правда ли? Уступишь мне Максвелла?
В эту минуту послышался голос Сердара, звавшего Раму, что избавило последнего от ответа на затруднительный для него вопрос генерала.
Ауджали вдруг бросился вперед и исчез за скалой.
— Мы пришли, не так ли? — спросил Сердар охотника за пантерами. — Это, кажется, тот самый грот, о котором ты говорил и откуда наш друг Боб еле выбрался.
— Это он, я узнаю его, — воскликнул генерал.
— Мне кажется, Сахиб, — отвечал Рама, — мы можем там поселиться на все время, какое ты найдешь нужным. Если я не ошибаюсь, шакалы вычистили все наше помещение.
Предположения охотника сбылись во всех отношениях; в троте не осталось ни малейших следов носорога. Животные стащили в кусты все до последней косточки, до рога включительно; там оставались только следы вчерашней битвы на почве, глубоко взрытой ногами двух колоссов. Ауджали был, видимо, поражен исчезновением своего врага и глухо ворчал, поглядывая на джунгли и как бы воображая, что тот вернется назад и вновь начнет битву.