- Давно вы не были у нас!
Фредерик не знал, что сказать в оправдание, и она прибавила:
- Это ваша деликатность!
Он спросил:
- Какая деликатность?
- А то, что вы сделали для Арну! - сказала она.
Фредерик не удержался от движения, означавшего: «Какое мне дело до него! Это я для вас!»
Она отослала ребенка с няней поиграть в гостиной. Они обменялись двумя-тремя вопросами о здоровье, потом разговор иссяк.
На ней было коричневое шелковое платье, цветом напоминавшее испанское вино, и черное бархатное пальто, отороченное куньим мехом; так и хотелось потрогать этот мех рукой, а длинных, гладко зачесанных волос коснуться губами. Но что-то волновало и беспокоило ее, и, обернувшись в сторону двери, она сказала:
- Здесь немного жарко!
Фредерик по взгляду угадал невысказанную мысль.
- Простите, двери лишь прикрыты!
- Ах, да, правда!
И она улыбнулась, как будто хотела сказать: «Я ничего не боюсь».
Он тотчас спросил, что привело ее сюда.
- Мой муж, - проговорила она с усилием над собой, - просил меня зайти к вам, не решаясь сделать это сам.
- А почему же?
- Вы знакомы с господином Дамбрёзом, не правда ли?
- Да, немного!
- Ах, немного!
Она умолкла.
- Так что же? Продолжайте.
И она рассказала, что третьего дня Арну не мог уплатить банкиру четырех тысяч франков по векселям, которые заставил ее в свое время подписать. Она раскаивается, что подвергла риску состояние детей. Но все лучше, чем бесчестье, и если г-н Дамбрёз приостановит взыскание, ему, конечно, скоро все уплатят, так как она собирается продать свой домик в Шартре.
- Бедняжка! - пробормотал Фредерик. - Я к нему съезжу! Можете рассчитывать на меня.
- Благодарю!
И она поднялась, собираясь уже идти.
- О! Вам еще некуда спешить!
Сейчас она стоя рассматривала монгольские стрелы, свешивавшиеся с потолка, книжные шкафы, переплеты, письменные принадлежности; она приподняла бронзовую чашечку, в которой находились перья; ее каблучки с места на место двигались по ковру. Она несколько раз бывала у Фредерика, но всегда вместе с Арну. Теперь они были одни - одни в его собственном доме, - событие необычайное, почти что любовное приключение.
Она захотела посмотреть его садик; он предложил ей руку и стал показывать свои владения - участок в тридцать футов, окруженный со всех сторон домами, украшенный деревцами по углам и клумбою посредине.
Были первые дни апреля. Листья сирени уже зеленели, в воздухе веял чистый ветерок, и щебетали птицы, пенье которых чередовалось с ударами кузнечного молота, доносившимися из каретной мастерской.
Фредерик принес каминную лопатку, и, пока они гуляли по саду, ребенок среди аллеи собирал в кучки песок.
Г-жа Арну думала, что он не будет отличаться пылкостью воображения, но нрава он ласкового. Сестре его, напротив, свойственна какая-то прирожденная сухость, порой обидная для матери.
- Это пройдет, - сказал Фредерик. - Никогда не надо отчаиваться.
Она повторила:
- Никогда не надо отчаиваться!
Эти слова, невольно ею повторенные, показались ему как бы попыткой ободрить его; он сорвал розу, единственную в саду.
- Вы помните... букет роз однажды вечером в экипаже?
Она чуть покраснела и тоном насмешливого сожаления ответила:
- Ах! Я тогда была очень молода!
- А с этой, - тихим голосом продолжал Фредерик, - будет то же самое?
Она ответила, вертя стебелек между пальцами, словно нить веретена:
- Нет! Ее я сохраню!
Она знаком подозвала няню, которая взяла ребенка на руки; выходя на улицу, г-жа Арну на самом пороге дома понюхала цветок, склонила голову на плечо и бросила взгляд нежный, точно поцелуй.
Вернувшись к себе в кабинет, он глядел на кресло, где она сидела, и на вещи, до которых она дотрагивалась. Что-то оставшееся от ее присутствия веяло вокруг него. Ласка, принесенная ею, еще жила.
- Так, значит, она приходила сюда! - говорил он самому себе.
И волна бесконечной нежности нахлынула на него.
На другой день он в одиннадцать часов явился к г-ну Дамбрёзу. Приняли его в столовой. Банкир завтракал, сидя против жены. Рядом с нею была племянница, а с другой стороны - гувернантка-англичанка с изрытым оспой лицом.
Г-н Дамбрёз пригласил своего молодого друга позавтракать вместе с ними и на его отказ спросил:
- Чем могу вам быть полезен? Я вас слушаю.
Фредерик с притворным равнодушием сознался, что он пришел просить за некоего Арну.
- А-а, бывший торговец картинами, - с беззвучным смехом сказал банкир, обнажая десны. - Прежде за него ручался Удри; теперь у них ссора.
И он стал пробегать глазами письма и газеты, лежавшие рядом с его прибором.
Прислуживали два лакея, бесшумно ступая по паркету; а высота этой комнаты с тремя вышитыми портьерами и двумя бассейнами белого мрамора, блеск конфорок, самая расстановка закусок, даже складки накрахмаленных салфеток, - все это великолепное благополучие представляло для Фредерика полный контраст с другим завтраком - у Арну. Он не осмеливался прерывать г-на Дамбрёза.
Хозяйка заметила его смущение.
- Вы встречаетесь с нашим другом Мартиноном?
- Он будет сегодня вечером, - с живостью сказала молодая девица.
- А-а! Тебе уже известно? - спросила тетка, остановив на ней холодный взгляд.
Один из лакеев, наклонившись к ее уху, что-то сказал.
- Дитя мое, твоя портниха!.. Мисс Джон.
И послушная гувернантка скрылась вместе со своей воспитанницей.
Г-н Дамбрёз, потревоженный шумом отодвигаемых стульев, спросил, что такое.
- Пришла г-жа Режембар.
- Как? Режембар! Эта фамилия мне знакома. Я встречал такую подпись.
Фредерик, наконец, приступил к делу: Арну заслуживает участия; он даже, с единственной целью исполнить обязательства, собирается продать дом своей жены.
- Она, говорят, очень хорошенькая, - сказала г-жа Дамбрёз.
Банкир прибавил добродушно:
- Вы, может быть, их близкий... друг?
Фредерик, не ответив прямо, сказал, что он будет очень обязан, если г-н Дамбрёз примет во внимание...
- Ну что же, если это вам доставит удовольствие! Пусть так! Можно подождать! Время еще терпит. Не спуститься ли нам ко мне в контору, хотите?