Собрание сочинений в 4 томах. Том 1

Его я свято берегу…».

Фу, у меня даже сердце трепещет! Я тоже нездорова. Вот оно…

«Я к вам пишу — чего же боле?
Что я могу еще сказать?»

И складно и трогательно.

«Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать».

Зачем же? Зачем же так прибеднячиваться? Это уж, знаете, я в корне не согласна! «Презреньем»… «наказать»… Это у меня никак не получается.

«Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня».

Какая-то она угнетенная, что ли, а ведь жили богато.

«Зачем вы…».

Ах, как хорошо! Ах, как подходит для моих чувств!

«Зачем вы посетили нас?
В глуши забытого селенья
Я никогда не знала б вас,
Не знала б горького мученья».

Нет, не подходит. Теперь нет забытых селений. Теперь все селенья на учете. Это письмо отсталое. «Мученья» хотя подходят…

«То в вышнем суждено совете…
То воля неба: я твоя…».

Что же это? «Совет» и «небо»… Религия… Вот обидно!

«Кто ты, мой ангел ли хранитель,
Или коварный искуситель…».

«Ангелы-хранители»… Смешно. «Искуситель коварный»… Что такое искуситель? Черт? Татьяна, а мне не подходит. Пушкин, а мне не годится. Вот обида! Может, я зарвалась и считаю себя культурнее такой знаменитой барышни? (Вдруг.) Пишу! Пишу это место своими словами, как она!

«Вообрази: я здесь одна,
Никто меня не понимает…».

Правда, очень правда.

«Рассудок мой изнемогает,
И молча гибнуть я должна».

Это очень прекрасно. Но только Татьяна была опять-таки малоактивная. Разве можно так опускаться? «И молча гибнуть я должна». А если поставить вопрос ребром — и молча гибнуть я должна? «Люблю» — пожалуйста, но без этих «молча», без разных «я вас люблю», без всяких писем. Подумаешь — Пушкин! Тоже, наверно, были хорошие цацы со своим Евгением Онегиным! Конечно, они беспартийные, помещики… А Николай Кременской… Прискачет он на рассвете в поле, сам веселый, и он всех знает, и все мы знаем его. Нет, он наш, и он у нас герой… вот как я его обожаю. Я тоже, наверно, несчастная. Ах, милый, дорогой Пушкин! Написать? Да? «Я вас люблю — чего же боле? Что я могу еще…». Правильно. Рассудок уже не работает.

Входит Людмила.

Людмила. Машка, пойди глянь на барометр у отца.

Маша. А что?

Людмила. Снег пошел.

Маша уходит, возвращается.

Ну, что там?

Маша. «Что», «что»!.. Все равно что.

Людмила. Машка, что ты как пьяная?

Маша (обняла ее). Людмила, я влюбленная…

Людмила. Машка, в кого? В кого?

Маша. В товарища Кременского.

Людмила. Ты ополоумела!

Маша. Знаю.

Людмила. Я так и ждала. Машка, ты ополоумела!

Маша. Знаю уже.

Людмила. Он очень любит тебя. Ты у него на особом учете. Но нельзя же нам понимать любовь наших руководителей как чисто половую любовь.

Маша. «Чисто половую»… Иди ты, бессовестная! Я его, как на картине люблю.

Людмила. Машка, выкинь из головы любовь… Это не любовь, а простуда, глупости, романтика. Я в институте по двум профессорам подряд убивалась.

Маша. И по двум прошло?

Людмила. Давно забыла.

Маша. Тогда не жалко. Тогда пускай проходит. Хорошо тебе жить — большой, умной, начитанной. «Романтика»… Спасибо тебе за руководство. Эх ты, душа моя!.. Ну, спелись! Чего ты прибежала? Снег?.. Понимаю.