Он глядел в ночную тьму,
В звездную метель,
Я под голову ему
Подложил шинель.
С дальней родины своей
Не сводил он глаз,
Протянул он руки к ней —
И ушел от нас.
И его среди зимы
Схоронили здесь.
Так и не узнали мы,
Что на Марсе есть.
Нет подробностей у нас,
Что там за народ...
Вот она, планета Марс,
По небу плывет.
Колодцы пустыни
Я пил из колодцев пустыни,
Воды я не помню вкусней,
Хоть, кажется, горечь земная
Изрядно подмешана к ней.
Но в этом волнистом просторе,
Где ни колеи, ни следа,
Такой драгоценной и чистой
Казалась мне эта вода!
Из ржавой консервной жестянки,
С обросшим и жадным лицом,
Напиток богов и верблюдов
Я пил, позабыв обо всем.
Из водопроводного крана
Струя холодна и вкусна,
В ней горечи привкуса нету,
Да только не та ей цена.
Иной ее выпьет лениво
И даже невкусной найдет, —
А в горьких колодцах пустыни
И горечь за сладость сойдет.
Кто пил из далеких колодцев,
Навеки запомнил одно:
Чем счастье трудней достается,
Тем сердцу дороже оно.
Балтика
Там, где кончается Ленинград,
Начинается море.
Пенные волны шумят
В белесом просторе.
С лодки вглядишься — вдали
Различаешь ты мало-помалу:
Осторожно идут корабли
По Морскому каналу.
А на другой стороне
Увидишь крылатые яхты,
Сосны в закатном огне,
Отмели Лахты.
Море... Лазури в нем нет,
Синим назвать его трудно,
Море покрашено в цвет
Военного судна.
Только тебе все равно:
Пусть не синее, не голубое, —
Счастлив ты тем, что оно
Рядом с тобою.
С годами
Как будто и глаза похуже,
Но все ясней за годом год
В своем стоцветном всеоружье
Земля передо мной встает.
Она встает, в глаза мне кинув
Снегов живую белизну,
Цветов невзрачных, трав низинных
Таинственную новизну.
От рощи, от речной излуки
Не отвести порою глаз.
О, как в предвиденье разлуки
Взор обостряется у нас!
Неужто только на исходе,
В преддверье вечной слепоты,
Дано нам различить в природе
Ее заветные черты?
Удача
Под Кирка-Муола ударил снаряд
В штабную землянку полка.
Отрыли нас. Мертвыми трое лежат.
А я лишь контужен слегка.
Удача. С тех пор я живу и живу,
Здоровый и прочный на вид.
Но что, если все это — не наяву,
А именно я был убит?
Что, если сейчас уцелевший сосед
Меня в волокуше везет,
И снится мне сон мой, удачливый бред
Лет эдак на двадцать вперед?
Запнется товарищ на резком ветру,
Болотная чвякнет вода, —
И я от толчка вдруг очнусь — и умру,
И все оборвется тогда.
Два человека
Твое несчастье в том, что ты не знал беды,
Легки твои пути, легки твои труды.
Пусть говорят слепцы: тебе во всем везет, —
Но не хотел бы я шагать с тобой в поход.
Я видывал таких. Ты добр, покуда сыт,
Покуда твой кусок легко тобой добыт.
До первой встряски ты и ловок, и умел,
До первой рюмки трезв, до первой драки смел.
С товарищем моим пошел бы я в поход,
Хоть в жизни, говорят, ему и не везет.
Победы он знавал, но и хлебнул беды,
Трудны его пути и нелегки труды.
Он — не на побегушках у судьбы,
Он падал и вставал, шаги его грубы.
Такой не подведет, он жизнью закален,
Его удача в том, что неудачник он.
Весенняя ночь
Холодновато пахнет мята,
Деревья клонятся ко сну,
И ночь на краешек заката
Плывет, как щука на блесну.
И в линию одну во мраке
Слились окрестные леса,
Созвездий огненные знаки
Вмонтированы в небеса.
Сова, владычица ночная,
Летит, хвостом своим руля, —
И спит, цены себе не зная,
Умаявшаяся земля.
Ни шелеста, ни взлета ветра,
Недвижны иглы на сосне,
Лишь вздрагивает чуть заметно
Трава, растущая во сне.
Рассветное одиночество
Не ревнуй меня к одиночеству,
Этой ревности не пойму.
Иногда человеку хочется
Одному побыть, одному.
Не кори, что порой рассветною,
В ясной утренней тишине,
С рощей, с тропкой едва заметною
Я встречаюсь наедине.
И, шагая в утреннем свете, я
Вижу, счастлив и одинок,
То, чего бы ни с кем на свете я
Увидать бы вдвоем не смог.
Нет, отшельничества не жажду я,
Не бегу от света во тьму.
Иногда ведь хочется каждому
С миром встретиться одному.