Быть может, за лугом шершавым,
За свалкою, за гаражом,
В цистерне огромной и ржавой
Поэзии свет отражен.
В этом веке
Еще байдарки тащат волоком
Через болотистую гать,
Еще поэтам и геологам
На свете есть чего искать.
Еще по незнакомой местности
Через весенний бурелом
Путем счастливой неизвестности
Идут влюбленные вдвоем.
Есть где-то реки безымянные,
Цветы неведомых полян,
Тропинки странные, нежданные,
Ведущие в лесной туман.
И, отвергая слог напыщенный,
Маня под солнце из квартир,
Высокой техникой насыщенный,
Взрослея, не стареет мир.
Пустырь
Средь ящиков с битым стеклом,
Среди одуванчиков лысых
Коррозия — рыжая крыса —
Грызет металлический лом.
Торчат из древесной трухи
Меж травок, бессильных и сонных,
Внимательные лопухи —
Не уши ль слонов погребенных?
А птица летит тяжело
С клочком перепревшей соломы
Сквозь будущих окон стекло,
Сквозь будущих зданий объемы.
Их нет еще на чертеже,
Все здесь еще хмуро-понуро,
Но просится в небо уже
Грядущая их кубатура.
Забытые машины
О версты дорог непролазных,
Где сталь устает и сдает,
Моторов предсмертные спазмы,
Последний руля поворот.
У них перекошены рамы,
Стоят, беззащитно стары,
Давно позабытые «амо»,
«Фиаты» минувшей поры.
Им оси трава обмотала
И шины пришила к земле,
И ржавчина — траур металла —
Желтеет на мятом крыле.
И, напоминающий клизму,
Смешон из резины клаксон
(Рассвет автомобилизма
Такими вот был возвещен).
Не помня о них, не печалясь,
Врываясь в космический век,
В какие мы дали умчались
От этих железных калек!
А я ведь их видел иными!
И как я завидовал тем
Шоферам, что правили ими,
Машинами новых систем!
На свалке, у края болота,
Где города меркнут огни,
Живое в них чудится что-то:
Ведь людям служили они.
Пусть годы другие настали,
Пусть все по-иному вокруг,
Но теплится в ржавом металле
Тепло человеческих рук.
Первый самолет
По копейке — ни много ни мало —
Шла в орлянку лихая игра,
И квадратное небо сияло
Над кирпичным колодцем двора.
Вдруг я выхлопы сверху услышал —
Будто чудо творя задарма,
К нам примчался, газуя по крышам,
Мотогонщик, сошедший с ума.
Вот он выпростал крылья и въехал
В тот небесный квадрат голубой,
Многократное рваное эхо
По задворкам таща за собой.
Тень его, распростершая руки,
Осенила провалы дворов,
Канализационные люки
И сырые поленницы дров.
Был под крыльями воздух спрессован,
Он слоился, блестел и гудел,
И, доверясь прозрачным рессорам,
Человек над землею летел.
И беды никакой не случилось,
Он давно промелькнул и утих, —
А старуха тревожно крестилась,
У помойки ведро опустив.
Железное дерево
Здесь ходят песчаные тучи,
Здесь мертвенно-бел солонец,
Здесь травы верблюжьи колючи —
Пустыни терновый венец.
И горы стеклянным отливом
Мерцают в дрожащей дали
(Как бы термоядерным взрывом
Оплавлены грани земли).
Кому здесь терпенья хватило
Воздвигнуть в просторе пустом
Железную ель над могилой,
Над чьим-то понурым крестом?
Не слушая мудрых советов,
Сюда, где ни троп, ни дорог,
Тяжелое дерево это
Пустынею кто-то волок.
О, эти наклонные трубы
В горячей пыли соляной,
Что швом неумелым и грубым
Приварены к стойке стальной!
Не шепчутся ветви невнятно,
Не источают смолу —
Лишь окислов горькие пятна
Ползут по стальному стволу.
И смотрит в пустынные дали
Безмолвнее, чем кипарис,
Железное древо печали
С ветвями, простертыми вниз.
...Не добрым раденьем завхоза,
Не дружбой, что дружбе верна,
Здесь чья-то предсмертная греза
Столь дерзостно воплощена.
Шагая пустыней угрюмой,
На дерево это взгляни,
О верности чьей-то подумай
И чью-то любовь помяни.
И вот отступает пустыня,
Отходят усталость и боль,
Блестит, будто северный иней,
На ветках осевшая соль.
Песчаные вихри не рыщут,
Не бредит земля о воде.
Прохлады нежнее и чище
Не сыщешь ты, сердце, нигде.
Водоем справедливости
В старинной книге я прочел недавно
О том, как полководец достославный,
Вождь, Искандеру в ратном деле равный,
В былые отдаленные века
Из долгого и трудного похода,
Что длился месяц и четыре года,
На родину привел свои войска.