Довольные восхищением,
Доверчивы и чисты,
Черемухи отражениям
Дарят свои цветы.
А их уносит течением
За пристани и мосты.
Первая зелень
В прозрачном и праздничном воздухе
На север летят журавли,
Травинок зеленые гвоздики
Проткнулись к нам из-под земли.
Торчат, коротки и не шелковы,
Иголочки ранние трав,
Средь них одуванчики желтые
Встают у дорожных канав.
Встают над весенними лужами,
Просторами удивлены,
Доверчивые, неуклюжие
Посланцы земной глубины.
На заливе
Когда-нибудь все позабуду,
Но это останется вам:
Рассвет, будто тихое чудо,
Ступает по тихим волнам.
И сосенок тени, как лыжни,
От рощицы наискосок
На берег легли неподвижно,
Впечатались в белый песок.
Камней добродушные глыбы
В ночных бородавках росы,
И пахнет непойманной рыбой
Вода у песчаной косы.
1961
Первая жизнь
1. «Склонясь над ее родниками...»
* * *
Склонясь над ее родниками,
Вкусив от печалей и благ,
Я к жизни всю жизнь привыкаю,
А все не привыкнуть никак.
Как первой любви откровенье,
Она необычна, нова, —
И в радостном недоуменье
Я к ней подбираю слова.
2. «О Первая жизнь! Ты одета...»
* * *
О Первая жизнь! Ты одета
В грозу и сияние дня,
Но к ночи ты скроешься где-то,
Ты первая бросишь меня.
Побудь же со мною подоле,
Уйдешь ты — и станет темно.
Я твой однолюб поневоле,
Мне встретить второй не дано.
22 июня
Не танцуйте сегодня, не пойте.
В предвечерний задумчивый час
Молчаливо у окон постойте,
Вспомяните погибших за нас.
Там, в толпе, средь любимых, влюбленных,
Средь веселых и крепких ребят,
Чьи-то тени в пилотках зеленых
На окраины молча спешат.
Им нельзя задержаться, остаться —
Их берет этот день навсегда,
На путях сортировочных станций
Им разлуку трубят поезда.
Окликать их и звать их — напрасно,
Не промолвят ни слова в ответ,
Но с улыбкою грустной и ясной
Поглядите им пристально вслед.
Каска
Молчит, сиротлив и обижен,
Ветлы искореженный ствол.
Заброшенный пруд неподвижен
И густ, будто крепкий рассол.
Порою, как сонное диво,
Из тьмы травяной, водяной
Лягушка всплывает лениво,
Блестя огуречной спиной.
Но мальчик пришел с хворостиной —
И нет на пруду тишины:
Вот каску, обросшую тиной,
Он выудил из глубины.
Без грусти, без всякой заботы,
Улыбкой блестя озорной,
Берет он советской пехоты
Тяжелый убор головной.
Воды зачерпнет деловито —
И слушает, как вода
Струится из каски пробитой
На гладкую плоскость пруда.
О добром, безоблачном небе,
О днях без утрат и невзгод,
Дрожа, как серебряный стебель,
Ему эта струйка поет.
Поет ему неторопливо
О том, как все тихо кругом,
Поет об июне счастливом,
А мне о другом, о другом...
Милосердие
Верю в добрых сердец бессмертие.
В солнце мира и тишины.
Милосердие! Милосердие!
Это слово старше войны.
В человечества годы ранние
Неизвестная медсестра
Над охотниками израненными
Хлопотала возле костра.
Милосердие! Слово вещее,
Ты и нам сияло во мгле, —
Наклонялись над нами женщины
Под огнем на ничьей земле.
И когда все войны забудутся,
Все оружье на слом пойдет,
Все надежды людские сбудутся, —
Милосердие не умрет.
...В гимнастерке ль, в платье заплатанном,
С горькой складочкою у рта,
Как нужна ты нам в веке атомном,
Терпеливая доброта!
Невосстановленный дом
Вибрируют балки над темным провалом
И стонут, от ветра дрожа.
Осенние капли летят до подвала
Свободно сквозь три этажа.
Осеннего дождика тусклые иглы
Летят сквозь холодную тьму, —
И те, кого бомба в подвале настигла,
Не снятся уже никому.
Сюда, где печалились и веселились,
Где бились людские сердца,
Деревья, как робкие дети, вселились,
Вошли, не касаясь крыльца.
Подросток осинка глядит из окошка,
Кивает кому-то во мглу,
И чья-то помятая медная брошка
Лежит на бетонном полу.
Донный лед
Бывает так не каждый год.
Но иногда со дна реки
Всплывает грузный донный лед —
Об этом знают речники.