В недолгом трактирном уюте
Задумайся у камелька,
Какие пути и распутья
Ждут путника и ямщика.
Художник останется с нами,
А кто-то шагнет в неуют,
А кто-то расстанется с нами —
И версты в глазах поплывут.
Он едет по снежной равнине;
Морозно, бело и темно, —
И все, чего нет на картине,
Ему испытать суждено.
«В сыром пароходном дыму...»
* * *
В сыром пароходном дыму
По набережной залива
Цветы неизвестно кому
Несет человек торопливо.
Подобран осенний букет
Как бы в ослепленье счастливом —
И желтый, и розовый цвет,
И алый с лиловым отливом.
А окна рассветом горят,
Разбросано пламя по кленам,
Патрульные чайки парят
В полете целеустремленном.
И пахнет опавшим листом,
И радостно так и тревожно
Трубят пароходы о том,
Что все в этом мире возможно.
Ожидание
За пятьдесят, а все чего-то жду.
Не Бога и не горнего полета,
Не радость ожидаю, не беду,
Не чуда жду — а просто жду чего-то.
Хозяин вечный и недолгий гость
Здесь, на Земле, где тленье и нетленье,
Где в гордые граниты отлилось
Природы длительное нетерпенье, —
Чего-то жду, чему названья нет,
Жду вместе с безднами и облаками.
Тьма вечная и негасимый свет —
Ничто пред тем, чего я жду веками.
Чего-то жду в богатстве и нужде,
В годины бед и в годы созиданья;
Чего-то жду со всей Вселенной, где
Материя — лишь форма ожиданья.
«Ты в былое свое оглянись...»
* * *
Ты в былое свое оглянись:
Все — от камня до человека —
Торжествующе тянется ввысь,
Как в возвышенном мире Эль Греко.
И чем дальше уходят года,
Тем властительней и своевольней
Память строит свои города
И надстраивает колокольни.
Память ставит своих часовых
У черты, у расстанного круга,
И покуда мы живы — в живых
Оставляет убитого друга.
И порою, не помня имен,
Все исходы забыв и невзгоды,
На полянах ушедших времен
Водит праздничные хороводы.
1972
Напев тридцатых лет
Быть может — вдалеке, быть может — за стеною,
Быть может — подо мной, быть может — надо мною
Пластинку прежних лет опять заводит кто-то,
И у меня с утра не спорится работа.
Сквозь известь и кирпич, сквозь плиты перекрытий,
Сквозь время, сквозь пласты слежавшихся событий,
Как через кожу шприц — мне прямо в сердце вколот
Напев тридцатых лет, когда я был так молод.
Обшарпанный рефрен, любовные угрозы,
И в голосе певца заученные слезы,
Но за тщетою слов, за их усталой сутью
Вся жизнь мне предстает как вечное распутье.
Еще не пробил час, и жребий наш не выпал,
И тысяча надежд раскинута на выбор;
Все впереди еще — и доброе, и злое.
Еще в грядущем все, что отошло в былое.
И голоса друзей, войной навечно взятых,
Мне слышатся вдали, и в громовых раскатах
Напев тридцатых лет звучит в пыли дорожной,
Преобразясь в хорал возвышенно-тревожный.
На Невском
На Невском проспекте, где зданья
Всё те же, что до войны,
Сгущаются воспоминанья,
Нежданно сбываются сны.
Порой чрезвычайная схожесть
Тебя остановит на миг —
В толпе, среди множества множеств,
Покажется чей-то двойник.
Вглядишься в того человека —
И друг твой сквозь давнюю тьму
Из памяти тайных отсеков
Выходит навстречу ему.
Мгновенная очная ставка,
Мгновенный наплыв тишины —
И вдруг тротуарною давкой
Все трое вы разлучены.
И снова — в иное, в иное,
Над зыбью привычных забот,
Над сказочною глубиною
Кораблик надежды плывет.
Люди
Яснее видеть нам дано
Не золотую середину,
А опустившихся на дно
Или взошедших на вершину.
А рядом с веком и с тобой,
Участвуя в огромном чуде,
Живут таинственные люди
С не очень шумною судьбой.
Кипит людская быстрина,
Слились бессмертие и бренность —
И судеб необыкновенность
Обычностью оттенена.
В реторту жизненную ту
Вглядись, чтобы открыть в зачатке
Все выпадения в осадки,
Все воспаренья в высоту.
Назидание
Не стань покорным должником удачи.
Когда дорога чересчур легка,
Она предъявит счет наверняка
За эту легкость — так или иначе.
Когда дорога чересчур легка,
Задумайся: а нет ли тупика?
Не к пропасти ли ты идешь по ней?
Сверни на ту, что круче и трудней.
Пусть всё с тебя возьмет судьба сполна
Наличными — усталостью и потом,
Ведя по высям горным и болотам,
По рытвинам, без отдыха и сна.