«Эй, Музы! Готовьте посуду!
Готовьте столы и цветы!
Я с вами застольничать буду,
Я с Вечностью чокнусь на «ты»!»
...Никто отозваться не хочет,
Лишь ветер гудит в бороде.
Полно здесь полнехоньких бочек,
Где ж гости? Хозяева где?
Покой
О чем ты там ни говори,
Кого ты там ни слушай —
В старинные монастыри
Вхожу, смиряя душу.
Здесь кто-то ждал благую весть,
Искал видений вещих,
А кто-то видел то, что есть,
Любил простые вещи.
Его не райские края,
Не ангельские дали —
Земная прочность бытия
И тишина прельщали.
Старели стены над рекой,
О купол бились бури —
Но бог по имени Покой
Без выходных дежурил.
Ночь в гостинице
Гостиничные номера.
Стандартная койка и стол...
Отринута вся мишура,
Ты гол пред собой как сокол.
Захочешь — окно отвори,
Над городом крылья проверь,
А хочешь — летай и пари
Над будущей жизнью твоей.
Куря и вверяясь мечте,
От койки шагай до стола,
Свободен в ночной тесноте,
Как пуля в канале ствола.
Океанский пейзаж
...С обрыва заглянул я вниз.
Редел береговой туман.
Песчано-каменистый мыс
Открылся мне издалека —
Там, словно серая река,
Земля впадала в океан;
Там небольшие островки
Маячили, как поплавки;
Там лик морщинистой воды
Блестел, как россыпи слюды, —
Но складом черного сукна
Внизу лежала глубина;
Там к берегу катился вал,
И, пятясь, будто самосвал,
Он опрокидывался вдруг
И гальку на берег ссыпал.
О утренний приморский час!
Ты мне напомнил давний миг,
Когда я в детстве первый раз
К стеклу оконному приник.
Вновь, опьяняя новизной,
День возникает предо мной —
И впереди стоят года,
Как пред отправкой поезда.
Пусть где-то ждет небытие —
Но все, что вижу, — все мое!
Пусть смертны тело и душа —
Но жизнь бессмертно хороша!
Ливень в пустыне
Автобус все неторопливей
Плывет в журчащей глубине,
Его скребет и моет ливень,
И пляшет на его спине.
И пыли самотканый полог
Лег, складками не шевеля,
К пустыне накрепко приколот
Иголками из хрусталя.
А в стороне мерцает зыбко
Сквозь дождевое серебро
Верблюд двугорбый — будто скрипка,
Поставленная на ребро.
Карусельный Пегас
(Памяти Омара Хайяма)
Я, как прочие дети,
Уплатил пятачок,
А затем мой билетик
Отобрал старичок.
К карусельным лошадкам
Он подводит меня,
С карусельной площадки
Я сажусь на коня.
Конь — пожарной окраски,
Хвост клубится, как дым;
Конь бессмертен, как в сказке,
Конь мой неутомим.
Он не просится в стойло,
Он не сеном живет —
Пьет чернильное пойло
И бумагу жует.
Вот мы скачем над лугом,
Над весенней травой —
Все по кругу, по кругу,
По кривой, по кривой.
И знакомая местность
Уплывает из глаз,
Мчит меня в неизвестность
Карусельный Пегас.
Развороты все круче,
Все опасней круги —
То взмываю я в тучи,
То впадаю в долги.
Я старею, старею, —
Где мой тихий ночлег?
Все скорей, все скорее,
Все стремительней бег.
Мы летим над больницей,
Над могильной травой —
А Вселенная мчится
По кривой, по кривой...
1974
В старой гостинице
Едва я дверь открыл, едва я свет зажег —
В испуге за окно отпрыгнул мрак ночной,
И сводчатый старинный потолок,
Как белый парашют, раскрылся надо мной.
Надежный старый стол и лампа в сорок ватт,
Скрипучий венский стул, протертый ворс ковра...
Я сброшен, как десант, в таинственный квадрат,
В загадочный просвет меж завтра и вчера.
О, скольким, кто теперь неслышим и незрим,
Дарила отдых ты, усталая кровать?!
На ленту бы заснять все сны, что снились им, —
Хватило бы весь шар земной окантовать.
Будь, Время, до утра податливо, как воск,
Бессонница, явись благословить мой труд, —
Склонившись над строкой, словесный строю мост
Меж теми, что ушли, и теми, что придут.
Привязанность
Голос первый
Стук будильника слышу,
Острых зубчиков стук.
Металлической мышью
В ночь вгрызается звук.
Он кусает, кусает,
Он грызет в тишине
Жизни хрупкий сухарик,
Отпущенный мне.
Время! Вечное время!
Неустанный прибой!
Словно выстрел, мгновенен
Я в сравненье с тобой.