Скучные места. Беспредельные дали!
В течение долгих времен в селе и в округе не было отмечено каких-либо бросающихся в глаза перемен. Неизменными оставались внешний облик окрестных мест, уклад жизни, обычаи. Но вера в лучшее будущее и в скорый конец юдоли нищеты и горя не переставала согревать здешних людей.
Как повелось исстари, село делилось на два «конца» — Дурачий и Нахаловку. В Дурачьем конце бедность была извечной, и люди как бы отдались в ее полную власть. Безысходная нужда породила робость, подчас похожую на тупость, отчего, вероятно, и родилось название этой вечно унижаемой и оскорбляемой части села.
На другом конце главной улицы, в Нахаловке, жили те, у кого сундуки были набиты разным добром, кто к обедне и в жару и в холод ходил в калошах, у кого во дворе стояли сытые лошади, удойные коровы и овцы без числа. Нахаловка презирала жителей Дурачьего конца, а те платили нахаловцам откровенной ненавистью.
Между этими полюсами, на Большом порядке, обитало прочее население Двориков, колеблемое жизненными ветрами из стороны в сторону.
…Каждую зиму, в веселые масленичные дни, мужики ходили друг на друга стенкой.
В этих жестоких драках на льду, освященных временем, сытые сынки нахаловских кулаков обычно избивали задорных обитателей Дурачьего конца, и ярость бедняков, питаемая поражениями, росла и укреплялась.
Бушевала в селе междоусобица, часто набат и зарево будили народ. Кто поджег? За что поджег? Пойди разберись!.. Трещали плетни, люди выламывали колья, где-то возникала драка, появлялись ножи и топоры, лилась кровь.
Тщетно попы грозили баламутчикам карами божьими — ничего не могло примирить врагов.
Да и как их примирить! «Нахалы» захватили лучшие земли, им принадлежали водопойные колодцы и полевые болота, удобные для выкладки самана, на сходках сила была в их руках. «Нахалы» ходили в волостных старшинах и в сельских старостах.
…Но что же, однако, привело сюда первых поселенцев? Чем прельстило их это печальное однообразие? Кто были эти люди?
Быть может, какие-нибудь души, обуянные мечтой о вольных и теплых краях, шли с севера, заблудились, остались на зиму, поставили здесь первые дворы, а от них и пошли Дворики; быть может, ими были ратники, отставшие в походе от войска, или беглые рабы хоронились от воевод в этих неисхоженных, неизъезженных местах… Бог весть!
И никто не знает, с кого повелись Дворики, да и не узнать того никогда!..
До отмены крепостного права двориковские мужики были рабами захудалого княжеского рода Улусовых.
Модест Петрович Улусов и верить-то не хотел, будто его рабов «освободят». Все кругом говорили об ожидаемом указе, а Модест Петрович стоял на своем: «Государь-батюшка такого позора, чтоб я, князь по крови, и мужик на одной линии стояли, ввек не допустит!»
Водилась у него, между прочим, собака, преотличная борзая сука, тихая, кроткая, голосу, бывало, без дела не подаст. Вдруг зимой 61-го года как начала сука выть, да так и провыла до февраля.
Улусов перепугался: «Не иначе, по мне собака плачет!»
Ан и взаправду навыла — манифест вышел.
Улусов собаку со злости пристрелил, но крестьян все-таки пришлось отпустить.
Царь-батюшка наделил своих рабов землицей. За эту надельную землю «свободные» мужики должны были выплачивать казне выкупные. Выкупные оказались немалыми, а земли дрянными, малоплодородными.
Народ прозвал эти наделы «кошачьими».
Поля двориковских крестьян тянулись от села узким полотенцем на тридцать с чем-то верст. Посреди были вкраплены куски хорошей земли, оставленные барину. Его же земли подходили к самой сельской околице и вклинивались в крестьянские наделы.
Отрезанные барину земли, или, как их называли в простонародье, отрезки, преградили крестьянам пути к водопоям, к проезжим дорогам и к пастбищам. Короче говоря, притесняли они мужиков до крайности.
В соседних деревнях и селах, ранее тоже принадлежавших князьям Улусовым, мужики быстро сообразили, какие беды могут для них проистечь от проклятущих отрезков. Они залезли в долги, но купили их у барина в вечное владение.
Двориковские мужики, слывшие у помещика упрямцами и гордецами, отказались от предложения Улусова взять у него за бешеную цену землю сверх надельной. И отрезки не захотели покупать. Они были в полной уверенности, что воля объявлена не вся, что скоро последует новая царева милость, по которой земли дадут больше, чем дадено, что указ на этот счет имеется, но пока что скрывается барами от крестьянского люда.