Оба уходят. Фетисыч стоит в задумчивости один.
Юлай (подозвал Костромина). Когда мы их всех порежем?.. Гриша, научи нас, дураков, что делать?
Костромин. Кого, Юлай, резать надумал?
Юлай. «Кого», «кого»… Сам скажи. Что я знаю. Ничего не знаю.
Костромин. Сейчас, Юлай, не пугачевские времена. По преданиям живешь.
Черемухин (зло). Но какая забастовка у нас идет? Акафистов уверяет всех, что беспартийная.
Костромин. Теперь беспартийных забастовок не бывает.
Черемухин. Вот… А нами начинает командовать какой-то поповский выродок. Он-де социалист-революционер. К чертовой матери этих социалистов! Мы, железнодорожники, найдем себе партию.
Юлай. Пускай Гриша скажет, какую партию нужно железнодорожникам.
Костромин. Составитель Черемухин знает.
Черемухин. Я это знаю и скажу на митинге. Нам надо выбрать свой забастовочный комитет и вооружаться.
Костромин. Не беспокойся, Юлай, Черемухин знает, что надо делать.
Черемухин и Юлай уходят.
(Подходит к Фетисычу.) Закурим, механик?
Фетисыч. Не занимаюсь.
Костромин. А что невесел, отец?
Фетисыч. Какой я тебе отец!
Костромин. Не отец, так дядя. Я говорю, что невесел?
Фетисыч. А тебе какое дело?
Костромин. У-у…
Фетисыч. Что «у»?
Костромин. Серьезно очень.
Фетисыч. У кого какой характер. Тебе хочется болтать — болтай.
Костромин. Однако разрешаешь поболтать?
Фетисыч. Ежели денег не попросишь — дуй.
Костромин. Ты и шутить умеешь.
Фетисыч. А ты думал, только ты один такой веселый.
Костромин. Ого!
Фетисыч. Что «ого»?
Костромин. Вот и пойми, весело тебе или нет.
Фетисыч. А тебе, парнишечка, очень это знать хочется?
Костромин. Угадал, дяденька, очень хочется. Только ты приглядись, может быть, я не так уж парнишечка.
Фетисыч. А я пригляделся…
Костромин. Ну-с?
Фетисыч. Столичная штучка.
Костромин. Верно, механик. Но зачем же «штучка»? Неужели я произвожу на тебя такое скверное впечатление?
Фетисыч. Фартовый ты.
Костромин. Вот тебе и раз… За жулика принимаешь?
Фетисыч. Двойной ты человек… вот что.
Костромин. Значит, за охранника.
Фетисыч. И эта сволочь встречается.
Костромин. Ну и разговор, черт возьми! Даже интересно.
Фетисыч. Поговори, поговори… Может быть, я пойму, чего тебе хочется.
Костромин. А я возьму и прямо скажу.
Фетисыч. Вот и скажи.
Костромин. Мне хочется пожать руку человеку, который не побоялся поднять красный флаг на своем паровозе.
Фетисыч. Смелость небольшая, да и не я поднимал, мои ребята.
Костромин. Ушел от прямого разговора?
Фетисыч. Ушел.
Костромин. Выучен?
Фетисыч. Возможно.
Костромин. А ребят все же своими называешь.
Фетисыч. Я от них не отрекаюсь и не отрекусь.
Костромин. Таким манером мы проговорим дня три и ни до чего не дотолкуемся.
Фетисыч. А ты торопишься?
Костромин. Очень.
Фетисыч. Не знаю, куда торопиться. Поезд, я думаю, простоит долгое время. Мы хотим пары спускать.
Костромин. Погодили бы… Правительство может пойти на уступки. Выждать надо.
Фетисыч. Это разумно. Ты знающий.
Костромин. Да, механик, я знающий.
Фетисыч. Ну, еще что-нибудь выскажи.
Костромин. И еще помнить надо о том, что не всегда интересы забастовки могут совпадать с интересами революции. Иногда бывают такие положения, когда бастующие должны прервать стачку…
Фетисыч. А это врешь.
Костромин. Нет, брат, не вру.
Фетисыч. Врешь, малый, врешь. В Москве так бастовали, что вода не подавалась, и рабочий класс тоже мучился, но интересов стачки не предавал. Ты, кажется, свою мысль имеешь — не трудись. Какие у тебя интересы, революционные или капиталистические, я не знаю, но не трудись. Поезд до окончания забастовки с места не сдвинется.
Костромин. Сдвинемся, механик. (Уходит.)