Докладывающий уходит.
Нуте-с, кто начнет?
Дятлов. Я, наверно… слова в горле останавливаются. Ипполит из партии выходит.
Ленин. Запишем. Дальше. А вы, надеюсь, не выходите?
Дятлов. Как это можно! Владимир Ильич?.. Но… (под взглядом Ленина запнулся) если такие люди…
Ленин. Все-таки появилось «но»?
Дятлов. Появилось.
Ленин. Вот это «но» и есть самое главное. Вы и «но», это несовместимо. Чудовищно! Вы меня убили, товарищ Дятлов.
Дятлов. Я убил?!.. Я?.. Не Ипполит?
Ленин. Именно вы.
Дятлов. Тогда казните. Но я за Ипполита болею!
Ленин. Казнить надо не вас, а нас, руководителей… Воспитывали плохо, плохо школили, в руках держать не умеем. Вы — сущность партии, ее костяк, жизнь, надежда, а нате вам! У Дятлова появились свои «но»… Ленин гнет не туда, может быть, куда гнул Маркс? Так, стало быть? Отвечайте.
Дятлов. Владимир Ильич, неужели у Дятлова не могут появиться сомнения?
Ленин. Не могут!
Дятлов. Как?!
Ленин. Так, очень просто. Не могут. И в этом наше величайшее счастье, что у нас с вами относительно партии не может быть никаких сомнений, никаких «но». Счастье! Слышите? Нам повезло, как никому на свете, открыть неслыханного человека, без сомнений, великолепного по ясности, недюжинного, железного. Откроюсь вам, — хоть я не терплю красивых слов, но тут другого нет, — я перед нашей партией преклоняюсь… несмотря на огромное количество наших недостатков. Такой партии до нас никто не мог создать — ни бог, ни царь и не герой! А вы… да нет, товарищ Дятлов, тут недоразумение… нет у вас никаких «но».
Дятлов. Я живу в гневе… Как будто у меня горячка. К нам на двор среди бела дня являются подлинные буржуа.
Ленин (чуть улыбнувшись). Буржуи.
Дятлов. Да, правильней — буржуи. С иголочки… упитые.
Ленин. Упитанные?
Дятлов. Неужели вам смешно?
Ленин. Я только уточняю. Являются упитанные буржуи… И что же они делают?
Дятлов. Маргариновый завод пустить задумали.
Ленин. Прекрасно.
Дятлов. Я не понимаю, что вы говорите?!
Ленин. Я говорю: прекрасно. Не спекуляциями занимаются, а живым делом.
Дятлов. Какое дело?.. Маргарин… даже не жир… подделка.
Ленин. Милый Дятлов, вы поймите — мы с семнадцатого года голодаем.
Дятлов. Тогда молчу.
Ленин. Нет, выговаривайтесь.
Дятлов. Что в партии у нас народ диковинный — не спорю. Но ведь вокруг нас… бог ты мой!.. какая человеческая галиматья!
Ленин. А что такое «человеческая галиматья»?
Дятлов. Все те же нэпманы, неистребимое мещанство рядом, пропойцы, спекулянты, взяточники… и еще не знаю что! Мы с Ипполитом знаем одного художника, вы его картину видели на заводе… Пастух типичный по происхождению! Народ открыл его талант, учил его, сделал человеком… И что же? Он нам заявляет, что мы чернь, толпа, а вот за границей… А, да что говорить. Расстрелять такого мерзавца надо.
Ленин. Печально, но что поделаешь. Новый человеческий тип из старого не может быть создан за какие-нибудь пять — десять лет. Отсечь легко, привлечь труднее. Самая грандиозная работа партии будет состоять в этом массовом, неслыханном вовлечении миллионных масс в коммунистическое строительство… Но новый человеческий тип будет создаваться очень медленно, и не только по нашим умным книжечкам, а самой жизнью, прежде всего ее материальными силами. Что это, Дятлов, у вас одни темные стороны жизни? Ничего интереснее не видели?
Дятлов. Видел!
Ленин. Что ж это?
Дятлов. У нас на дворе капиталист от нэпа сбежал.
Ленин. Как? От нэпа?.. Капиталист? Не понимаю.
Дятлов. Гвоздилин некий… Может быть, вы слыхали? Заводчик. Словом, туз. За границу укатил.
Ленин. Вы с ним были знакомы?
Дятлов. В восемнадцатом году пытался я его расстрелять, но он в Крым удрал.
Ленин. Знакомство… гм… гм… не очень сближающее. И почему же он сбежал?.. Не сказал?
Дятлов. Сказал. Мне сказал лично. «Ваш нэп, говорит, это пир во время чумы. И хоть Ленин заявил, что нэп всерьез и надолго, но вы сами всерьез и надолго».