Настя. Не выгоняйте, сама уйду. Но что хотела высказать, то выскажу. Вы ведь на Валерика за то взъелись, что деньги те мимо вас прошли. А то — они принципиальные. У всех у нас одна принципиальность: собственный карман.
Ирина (вне себя). Вон! Прошу вас. Иначе, не знаю, что будет.
Настя (нежно). Ах, Ириночка, какие вы вспыльчивые. А я пришла из-за своей любви. Верьте не верьте, а Валерик — моя первая любовь. Адью. (Уходит.)
Ирина. Какая гадость! Точно в грязь падаешь.
Входит Дятлов.
Дятлов. Прошу прощения, что вошел не постучавшись. Меня ошеломила Настька Гвоздилина… Как фурия на меня накинулась…
Ирина. Федор? Неужели вы?
Дятлов. Я… А где Ипполит?
Ирина. Его вызвали в райком. Срочно. Не объяснил зачем. Ну, а как вы, где вы? Исчезли прошлой зимой, внезапно, втихомолку, странно. Ведь я почти ничего не знаю о вас.
Дятлов. Живу в недрах Тульской губернии, раскопал старинный завод, который теперь воскрешаю в должности директора.
Ирина. Интересно?
Дятлов. Трудно. Впервые я почувствовал всем своим нутром, что революция — это громадный труд, какого я себе не представлял. Так что о том, что интересно и неинтересно, мне и подумать некогда. Но иногда скучаю по друзьям… По Ипполиту…
Ирина. Ему пишете, мне — ни строки… Обиделись на меня за то, что я вас назвала безжалостным… Простите, если так. Потом я поняла ваш взгляд на поступок Валерия… Я потом многое поняла… А Валерик наш жив…
Дятлов. О Валерике я знал, Ирина Александровна. Мне ведь пришлось отправлять во ВЦИК его дело. И там подтвердили правильность решения трибунала, но меру наказания сочли возможным изменить… А обидеться на вас… Этого я никогда бы не смог…
Ирина. Почему же «никогда?»
Дятлов. «Почему» — вопрос иной, но что никогда, то никогда.
Ирина. А все же?
Дятлов. Я любил вас, дорогая, вот в чем дело. Любил… Так-то вот…
Ирина (после молчания). Дятлов, опомнитесь.
Дятлов. Теперь опомнился, тогда любил без памяти.
Ирина. Что вы говорите?
Дятлов. Эх, Ирина Александровна… как вы меня мучили!.. И чем! Своей приветливостью и тем еще в особенности, что невинно, ничего не подозревая, часто повторяли мне: «Я люблю вас, Федор».
Ирина. Если бы я знала…
Дятлов. Иной раз мне до дрожи в сердце хотелось взять вашу руку, к щеке своей прижать и хоть мгновение подержать, а вы с испугом… а может быть, и с отвращением… отводили свою руку.
Ирина. Федор, милый мой, вы же не злой человек… а говорите злые вещи… Я?.. К вам?.. С отвращением?.. Какая нелепость… Я вас всегда любила.
Дятлов. Ирина Александровна, не повторяйте этого слова, прошу вас.
Ирина. Вы же повторяете.
Дятлов. Это нечаянно случилось…
Ирина. Тем лучше. Значит, искренне. Но успокойтесь, если не нравится — не буду.
Дятлов. «Не нравится». Какой нелепый я затеял поединок.
Ирина. Вы поэт, конечно, Дятлов… Удивительный поэт.
Дятлов. Ни одного стиха за всю жизнь не выдумал.
Ирина. Поэт — это в душе. Мечтать-то вы умеете… Я знаю. И эту способность мечтать вы очень зорко прячете. И меня вы намечтали… но удивительно скрывали.
Дятлов. Поэт… пускай. Я с детства умел видеть совсем реально то, что мне воображалось… Это всегда ведет куда-то, будит сердце… А вас я никогда не мог вообразить, вызвать в мечте ваше лицо, шелест походки вашей. Наверно, потому, что все мои чувства вы забирали на себя. Ничего я не намечтал… Это было… впрочем, довольно.
Ирина. «Было», «было»… Но я не знала, что там у вас было. И на этом основании позвольте мне теперь, когда я узнала эту поразительную новость, позвольте мне уж относиться к вам, как я найду нужным… и, во всяком случае, не так, как прежде.
Дятлов. Как же?
Ирина. Я еще не знаю. Тогда я могла любить вас беззаботно и платонически, теперь — другое дело.
Дятлов. Ирина Александровна, вы говорите так, будто на свете заря занимается.
Ирина. Я говорю серьезно, как и вы мне.
Дятлов. Благодарю.
Входит Ипполит.
Ипполит! Что с тобой?!
Ипполит. Нужно ехать на завод… Час тому назад… в Горках… умер Ленин.