Салазкин. А я не знаю.
Зина. Не знаешь… Нет, знаешь. Открылся девушке в любви на выпускном и тянешь подряд два года. Довольно некрасиво.
Саня. Зина, что ты делаешь?
Зина. Что делаю? Говорю на языке народа.
Салазкин. Не нахожусь, что и ответить.
Зина. Опять не находишься. Когда же ты найдешься?
Саня. Зина, это ужасно.
Зина. А я что говорю. Конечно, ужасно.
Салазкин. Ты, Зина, вполне серьезно ставишь этот вопрос?
Зина. Ах, Женя, хотела бы я снова сделаться несерьезной… Но, увы, не сделаюсь.
Входит Фиса.
Фиса (Зине). Опять вас просят к телефону.
Зина. Благодарю. Лечу. (Уходит.)
Фиса. И что это за Зина?.. Авторитетная.
Салазкин. Бывают и такие.
Фиса. Бывают, вижу. (Уходит.)
Салазкин. Саня.
Саня. Что, Женя?
Салазкин. Так вот, Саня… вот так.
Саня. Вот так, Женя… Так вот.
Салазкин (с необыкновенной для него силой). Что я тебя люблю, ты знаешь. Я написал тебе об этом сорок писем… Может быть, больше, не считал. И никому ничего подобного я не говорил. И все мотивы моих писем, все их темы, вся музыка строк сводились к моим словам. Их всего три. «Я тобой живу». Ты, наверно, помнишь. Это случилось как раз на выпускных. Зина, как всегда, точна. Прошло два года. Слышишь? И опять я могу повторить те три слова. Но это — я. А ты?
Саня. Женя, а ты спросил меня тогда, назад два года, живу ли я тобой?
Салазкин. Не спросил.
Саня. Не спросил. И я считаю, что горе в том, что вы не спрашиваете. Иван у Зины ни о чем не спрашивал.
Салазкин. «Иван», «Иван»… Он — случай, а не общее явление. И меня он не трогает.
Саня. А меня трогает. Я не хочу встретиться с таким случаем.
Салазкин. Такого случая не будет. Я тобой живу. Но теперь я спрашиваю. Я так тебя люблю, что не могу представить себе, как можно взять эту руку, если рука… твоя рука ко мне не тянется. И только потому я так с тобой говорю, что знаю: ты живешь мною.
Саня. Женя, ты восхитителен. А еще что ты знаешь?
Салазкин. Еще я знаю, что ты живешь мною.
Саня. Слышу. А еще?
Салазкин. Ты живешь мною… мною… мною…
Появляется Укропов.
Укропов. Что ты кричишь? Ну кто так делает?
Салазкин. Я делаю, потому что я воюю за свое будущее.
Укропов. В будущем ты будешь жить при коммунизме.
Саня. Укропов неизменен.
Салазкин. Я хочу жить при коммунизме не один, а вдвоем.
Входит Зина.
Зина. Можете меня поздравить. Говорила со Львом Порошиным. С ходу предлагает работать у них над новой темой. Параллельно могу вести научную работу.
Укропов. Уж за твое-то будущее мы все спокойны.
Зина. А что у них? Переговоры зашли в тупик?
Укропов. Переговоры? У них? О чем?
Зина. О том, о чем переговариваются люди с тех пор, как научились говорить. И главным образом в их возрасте.
Укропов. Они? Не понимаю. Саня, кто Женьку называл уродом?
Саня. Я.
Укропов. А что теперь будет?
Саня. А теперь будет то, что я не буду называть его уродом.
Укропов. То-то я смотрю на Салазкина… не тот Салазкин.
Входит Фиса.
Фиса (Зине). Вас опять просили к телефону, но я сказала, что вы у нас в гостях и мы садимся за стол. А где же остальные?
Укропов. Куда-то скрылись.
Фиса. Что за новости! Сейчас найду. (Уходит.)
Саня. Не знаю, дорогой Укропов, тот ли наш Женя или не тот. Та ли Зина или не та. Наверно, все мы те. Но вы не понимаете, какие вы хорошие. Если бы вы знали, как я вас всех зауважала.
Укропов. Когда зауважала? До поездки на Запад или после?
Зина. Вот именно после… А Женю — исключительно. В превосходной степени.
Укропов. Очень интересно. Для того чтобы зауважать Женю, ей надо было посетить мир капитализма.
Саня. Не Женю одного, а всех вас, я сказала… в большом плане. Ты не мельчи. Нас увлекают западные книжки. Но жизнь на Западе вряд ли увлечет… словом, поездка поразительно ломает наши стандартные представления. А Женя… я его люблю. Может быть, давно, но он мешал мне понять и его и себя. И никакой он не урод. Он настоящий человек… умный, тонкий, излишне ироничный… тоже не беда. Ироничность и чуткость стоят рядом.