Издатель. Как раз о молодости я хотел сказать вам. По моим соображениям уже тридцать лет тому назад вы должны были остановиться. А вы не останавливаетесь. Я слышал, что вы сейчас создаете нечто новое… феноменальное…
Эйнштейн. Боюсь, что это нечто останется только феноменальным.
Издатель. Пусть. Не мне судить о вашей теории единого поля… Но я слышал, что она так же колоссальна, как проста. Мне посчастливилось встречаться с Эдисоном… Вы — родные братья. Он тоже никогда не мог остановиться… Присмотритесь к американскому народу. Европе хочется до слез, чтобы мы остановились, а мы не останавливаемся…
Фей. Вот это уже говорит настоящий сенатор.
Издатель. И говорит серьезно.
Эйнштейн. А русские?
Издатель. Русские?.. Они — загадка. Но они не останавливаются и, конечно, хотят, чтобы остановились мы.
Фей. А мы хотим, чтобы остановились они.
Издатель. Тоже верно.
Эйнштейн. Это звучит смешно, как в мольеровских комедиях, но не дай бог, если такая веселая ситуация превратится в шекспировскую трагедию. Не хотел бы я дожить до того дня, когда вы столкнетесь с ними.
Издатель. Мы не столкнемся с ними. Мы завтрашние союзники. Вы это увидите.
Эйнштейн. А Гитлер это знает?
Издатель. Знает, но не верит. Он дурак, а дураки восторженны…
Меллинген. Простите… сейчас будет петь наша знаменитая певица… Их у нас называют стар — звезда… Фей, пойди за нею. Что-то она долго занимается собой…
Фей. С удовольствием… Господин великий человек, вы сейчас снизитесь до джазового пения… Но какое это удивительное пение! (Уходит.)
Издатель. Вас не шокируют странности этой девушки?
Эйнштейн. В молодости я был такой же забияка, как она… Шокируют тупицы. А она умница.
Меллинген. Выйдет замуж — и от ее эксцентричности ничего не останется.
Возвращается Фей.
Фей. Артистка сбежала.
Меллинген. Фей, не шути.
Фей. Пойди и посмотри сам. Оставила белые перчатки… Кто-то ей сказал, что она будет петь перед пророком… У нее сразу же сел голос. А на перчатке карандашом написано: «Больна. Простите. Уезжаю».
Король шляп. Сел голос… Работа на рекламу.
Фей. Ну, знаешь, если бы мне сказали, что я буду петь перед пророком, я тоже бы сбежала. Учти, что она верующая и поет на богослужениях.
Эйнштейн. Как, в джазе — и на богослужениях?!
Меллинген. Не удивляйтесь. Вы в Америке. (Поднял руку.)
Заиграла музыка.
Дама средних лет. Мистер Эйнштейн. Подарите мне минуту. Я хочу получить ваш автограф.
Эйнштейн. С удовольствием, мадам.
Подходит дама в красном. Молча протягивает блокнот. Эйнштейн расписывается.
Дама в красном. Мерси. Гранд мерси. (Величественно отходит.)
Эйнштейн. Кто она?
Фей. Председательница общества дочерей Иисуса.
Эйнштейн. Какое это имеет отношение к богу?
Фей (с интонацией Эйнштейна). Я отвечу вам, как вы ответили одному епископу: никакого.
Эйнштейн. Это так отрадно.
Фей. Адамсы — мои друзья… Элла, Чарли. Я очень люблю их, и вам советую к ним присмотреться. Городишко наш тупой и скучный.
Элла. Город не может быть тупым, Фей.
Фей. Ого… Целые страны могут тупеть.
Чарльз. Мы скромные люди, профессор, но что касается американского образа жизни, то можем вам помочь в нем разобраться.
Эйнштейн. Мне у вас очень нравится… Но образ жизни… вот сейчас… ничего не могу понять… Здесь так шумно… я как-то нетрезв…
Элла. В этой шумной стране легко помереть в одиночестве. (Приветливо.) Чарли, дай дорогу Притчарду.
Притчард стоит рядом в нерешительности и волнении.
Чарльз. Антуан Притчард, наш знаменитый физик.
Эйнштейн (восторг). Здесь! Притчард! Антуан! Как тривиальны наши представления… Вы же красавец!
Фей. Природа редко дает людям все… ему — дала.
Эйнштейн. Идите же сюда, Притчард… дайте вас обнять.
Притчард (радость и смятение). В эту минуту надо молчать… или сказать что-то очень простое. Но рвутся вперед неуместные слова. Я хочу сказать, что жил не зря… О доктор, о учитель, как хорошо, что вы приехали в эту страну!