Армандо. Дашь! (Достал скрипку, открыл футляр.) В случае полной неудачи ее загоним. Тащи.
Официант. Ох, не стоит.
Армандо. Новое дело!
Официант. Это уж полный упадок. По-моему, стыдно.
Армандо. Не твое дело. Помолчи.
Официант. Лучше думайте, как выехать.
Армандо. Умоляю, друг!.. Саша… Суходолов заплатит.
Официант. Не придет он.
Армандо. Ты не знаешь, какой он широкий человек.
Официант. Письма в руки брать не хотел.
Армандо. А я в него верю. Непременно придет… потому что сердце у него — та же скрипка. Придет. Видишь. Смотри. Он сам.
Входит Суходолов.
Шура!..
Официант. Будет исполнено. (Уходит.)
Армандо. Митя, ты пришел меня убить?
Суходолов. Что тут убивать! Тут все давно убито.
Армандо (покорно). Не все… не говори, что все.
Суходолов (ирония, упрек). Творческая интеллигенция!..
Армандо. Митя… не до смерти.
Суходолов. Пьешь?
Армандо. Заканчиваю.
Суходолов. Зачем звал?
Армандо. Я был в обкоме.
Суходолов. Это для чего?!
Армандо. Я им все рассказал.
Суходолов. А я тебя просил?! На черта это нужно?
Армандо. Есть же во мне что-то… О боже, боже, сам не знаю, как я выболтал!
Суходолов. Положим, знаешь. До сих пор я не любил так называемых сильных выражений, но вот когда коснулось… Ты действительно мне в душу наплевал! Ты… Как я уважал вашего брата! Жрец искусства! Интеллигентный человек. Кто-то пальцем поманил… дешево продаешься.
Армандо. Но Ксения Петровна… она меня обвела.
Суходолов. Значит, легко даешься.
Армандо. Ты уверен, что я тебя угробил сознательно?
Суходолов. Я считаю, что червяк… дождевой… и тот ползает со смыслом. А ты Петрарку наизусть читаешь.
Армандо. Но мне сам Павел Михайлович дал понять, что не так уж страшно.
Суходолов. А ты полез к нему выручать друга. Идиот! Мне страшно за мое сердце, которое надо забить семью печатями и никому не открывать. А ты думаешь, что я боюсь последствий. Ничего я не боюсь. Но какое горе ты мне сделал! Какое горе!
Армандо. Понимаю.
Входит официант с подносом. Длительное молчание, пока Армандо пьет.
А ты как хотел бы?! Ты хотел бы без мучений?! (Официанту.) Александр, скажи товарищу начальнику, через какие мучения достается мне (указал на графин) она. А что она такое? Водка!
Официант уходит.
Армандо. Самое отвратительное вещество в мире и самое доступное каждому, кто его пожелает. А ты хочешь без горя. Ты идиллии захотел?! Я поступил с тобой очень подло, но неужели ты, серьезный человек, не понимаешь, что твое увлечение тысячу раз двусмысленно? В нем заложено столько же счастья, сколько и самого горького несчастья. Тяжело тебе, Митя? Вот и прекрасно! Мне тебя не жаль. И знаешь, почему не жаль? Ты еще недавно страшно презирал душевные тонкости такого рода, а теперь, когда оказалось, что и таким железобетонным товарищам они доступны, ты опять-таки был уверен, что твои переживания ровным счетом ничего не стоят. Так вот пойми, уважаемый Димитрий Алексеевич, что на земле бывают не только громадные стройки, но и громадные чувства… Громадные и страшно дорогие.
Суходолов. А ты чего хотел бы? Я ведь знаю, как вы думаете. Вам одним доступны эти громадные чувства, а нам — нет.
Армандо. Кому — вам? Кому — нам?
Суходолов. Мне думалось, художник, поэт… понимает. Чем ты отличаешься от Ксении Петровны? Но ей простительно — жена. А ты… слов мало.
Армандо. Если ты пришел меня выручить, то не надо. Можешь меня покинуть.
Суходолов. А ты ждал, что водку с тобой пить стану? (Звонит.)
Армандо. Лауры не было, Димитрий Алексеевич. Петрарка ее вообразил. Слышишь? Это символ, огромный, светлый.
Суходолов. Без тебя знаю.
Армандо. Нет. Без меня ты этого не знал бы.
Суходолов. Крайне признателен.
Армандо. А ты как? Женишься на своей Лауре? Старая песня, черт ее подери. Женись. Желаю счастья. Не хочу думать, будто обязательно все пойдет, как с первой женой. Вначале под вуалью молодости мы еще не видим пошлого ума и страшного мещанства… а потом вдруг, как тяпнут тебя по голове какой-нибудь новостью, ты и содрогнешься: «Люди, милые, что я наделал!» Эта Лаура ничем не отличается от той моей спутницы, от которой я так восторженно бежал к этой Лауре. Не хочу думать, говорю, но ты об этом помни. И женись. Желаю счастья!