Николай. Прости, не буду…
Входят Толя и Мария Михайловна.
Мария Михайловна. Дом культуры идет навстречу. Комната — лучшая. Вчера в этом помещении профессор лекцию читал.
Толя. О чем?
Мария Михайловна. Не успеваю… много мероприятий.
Толя. А не великовато?
Николай. Не в этом дело… не вечно нас будет девять человек… (Взял со стола графин.) Уберите его, Мария Михайловна. Мы сознательные и воды не пьем.
Мария Михайловна. Шутишь, что ли?
Николай. Ни под каким видом.
Мария Михайловна. Больше ничего?
Николай. Стол выдвинем на середину, а стулья надо разметать вокруг. Галя, не мотайся без дела. Толя…
Мария Михайловна. Вас понять невозможно. Вы, кажется, здесь заседать хотите.
Николай. Мы так много заседали, Мария Михайловна, что вдрызг прозаседались. Как у Маяковского… слыхали?
Мария Михайловна. Не успеваю… много мероприятий. Больше ничего?
Николай. Толя, бери кафедру за ноги… и в коридор, чтобы не отсвечивала.
Мария Михайловна. Молодой человек, да вы что же?.. Вы здесь погром устраиваете.
Толя (выглянул). Не погром, а разгром… звучит иначе.
Мария Михайловна. Коммунистическая бригада… люди вроде бы показательные… а вы…
Николай. Мария Михайловна, учтите, самые ерундовые люди — это показательные люди.
Мария Михайловна. Поговори, поговори… договоришься. Много понимаешь.
Николай. Много… сам думаю, что много.
Тем временем обстановка комнаты изменилась.
Мария Михайловна. Что вы здесь делать будете?
Николай. Жить.
Мария Михайловна. Танцевать тоже будете?
Толя. Сегодня — нет.
Мария Михайловна. Непонятное мероприятие… (Остается в стороне, наблюдает.)
Николай. Я часто думаю, что надо делать так, чтобы общественная жизнь не отличалась от частной.
Галя. Ты до ужаса много думаешь. Я так неспособна.
Николай. Люди думают беспрестанно, но одни знают, о чем они думают, а другие понятия не имеют.
Мария Михайловна. Я не знаю, какие вы там… Но чтобы занавеси висели, как висят. Еду с выпивкой сюда не носить. Начальнику доложу, лишит помещения. Танцевать захотите — на ковре старайтесь, а то паркет портится. Ведите себя аккуратно. Покуда. (Уходит.)
Галя. Слушать стыдно.
Николай. Не за нее, за нас.
Входят трое с «Сахалина».
Сева. Это и есть наше пристанище… неплохо. А на «Сахалине» плохо. Мрак.
Галя. Опять события?
Юра Белый, Юра Черный. (вместе). Наш хулиган прочит кровавую месть. А пока идет сплошное пьянство.
Юра Белый. На Севу готовится покушение…
Юра Черный (показывает)….с такими вот ножами.
Галя. Коля…
Сева. Плевать я хотел на все покушения. Я сам на «Сахалине» вырос… но там не так красиво, как хотелось бы. Вот о чем я говорю.
Николай. А ты считаешь, что у нас так красиво, как хотелось бы?
Сева. Я говорю про «Сахалин», где я живу… пока что.
Николай. А я понимаю, о чем ты говоришь… только смешно, что ты плачешься. Давай дома наводить порядок. Все собрались, кажется?
Галя. Как — все? А Карлос?
Николай. Все, кроме Карлоса. Не беспокойся, Галя. Я Карлоса забыть не могу. Он и Ланцов придут попозже. Пришлось так поступить… Надо подумать без них. Карлос идиот. Ему надо профильтровать мозги. Его надо пробрать. Но вот Ланцов… тут посложнее.
Галя. Неприятно. Не знаю… ничего не знаю.
Сева (жестко, медленно). Он поставил себя вне бригады.
Николай. Говори.
Сева. Кажется, я все сказал.
Николай. Тяжелое словечко «вне». У меня был отец, крестьянин. Я его любил за то, что был отец хороший, и за то, что он учил меня человеческой правде. Я тоже слышал это слово, как приезжий из района товарищ уполномоченный кричал на собрании, что мой отец поставил себя вне колхоза. А я мальчишка был в то время. Страдал, томился, потому что знал: ничего плохого мой отец не сделал… Отец погиб. Хочу понять: Ланцов поставил себя вне бригады или мы хотим его поставить вне?