В Оэа Ясон омыл Руно в пятой из семи предписанных рек, в узком Кинипсе, который впадает в Ливийское море. Его спутники купили также большие греческие кувшины для воды и наполнили их из того же потока.
После Оэа они еще два дня плыли мимо земель макеан и к вечеру второго дня добрались до трех островов, но то были три скалы в конце каменистого полуострова, оперенные пальмами. Вдалеке виднелась пасущаяся овечья отара, и аргонавтам неудержимо захотелось жареной баранины. Три синопца вместе с Идасом, Линкеем и Кантом, братом Полифема, сразу же были посланы Ясоном раздобыть десяток овец или валухов у овцепасов — меньше оказалось бы недостаточно. Они подошли к отаре в сумерках, но пастухи-макеане, отвергнув предложенные им дары, отказались уступить хотя бы одну овечку. В завязавшейся схватке поразительно проворные пастухи защищались с необычайной храбростью — четверо против шестерых; и прежде чем Идас успел их, одного за другим, пронзить копьем с широким наконечником, их предводитель прицелился в Канта камнем из пращи, запустив его так метко и с такой недюжинной силой, что поразил его в висок и проломил череп.
Опечаленные, они унесли Канта и похоронили у моря, станцевав в доспехах вокруг костра и вырывая на себе волосы. Они насыпали над его костями высокую гору белых валунов, чтобы моряки вытаскивали на берег поблизости свои корабли и совершали ему возлияния. Но сами они не страшились духа Канта; тот утолил свою жажду кровью четверых противников, да еще и сотни овец, пусть тощих, но аргонавты нашли их достаточно вкусными. Они вволю наелись жареной баранины под соусом из ячменя и бензоина, который умели готовить феакийские девушки.
Затем они добрались до лагун, соленых болот и зыбучих песков, простиравшихся на сотню миль. У этой части залива поразительно хаотический вид, не поймешь, где тут твердая земля, а где — воды морские. Некоторые поэты говорят, что при сотворении мира Богиню Эвриному отвлекло зрелище рогатого аспида, которого она невольно вызвала к жизни, и что она оставила Сиртис незавершенным. Навплий держал «Арго» подальше от этого коварного берега.
Затем они прибыли во владения темнокожих псиллиев, которые дерзают есть змей и ящериц и, согласно сообщению Навплия, защищены против ядов, даже гадючьего. Навплий заявил, что если когда-либо ребенок-псиллий, укушенный аспидом, умирает, мать выбрасывает его тело в пустыню, отказываясь от похорон, так как это — урод, а не истинный псиллий. Медея высмеяла эту историю, заметив, что псиллии не больше защищены от змеиного яда, чем любой другой народ, но применяют умилостивливающие заклинания и мажутся соком растения, которого змеи не переносят. Она заявила, что во время многолюдных празднеств, когда они побуждают больших змей в колпачках себя кусать, псиллии, несомненно, обманывают зрителей, сперва удалив тайно ядовитые зубы. Что касается змееедства, то она сказала, что это неудивительно, ибо змеиное мясо не ядовито, а только жестко и неприятно на вкус. Поэтому аргонавты решили не посещать псиллиев, которых считали удивительным народом. Они поплыли дальше мимо красных скал, перемежающихся пляжами белого песка, за которыми вздымались одинаковые по высоте береговые холмы, безлесые и покрытые выжженной травой. Время от времени показывались газели, но других крупных четвероногих не было.
Затем они прибыли во владения насамониев, которые заселяют более твердую часть побережья Восточного залива. Насамонии отличаются от племен, живущих западнее, тем, что почитают божество, вроде Бога Отца и заключают союз вроде брачного. Однако мужчины их не ревнивы и не требуют от жен целомудрия; муж позволяет свадебным гостям насладиться своей женой — одному за другим в порядке знатности, если только каждый преподнесет ей подобающий дар любви. Богатый берет себе несколько жен, а бедняк, который не может позволить себе завести даже одну, посещает все свадьбы, и таким образом, не лишен естественных радостей любви. Однако аргонавты встретили не много представителей этого огромного племени, ибо большая его часть, как обычно, проводила лето в финиковых оазисах в глубине Ливийской пустыни, отмеченной ими точно шкура леопарда — пятнами; они не воротятся, пока зимние дожди вновь не оденут прибрежные холмы травой и цветами, чтобы откормить их исхудалый скот.
Когда аргонавты сошли на берег в поселении в восточном углу залива — им снова понадобилась вода — предводитель оставшихся там насамониев настоял, чтобы Эхион, который пошел первым, как вестник, принес ему присягу дружбы. Насамоний испил воды из ладони Эхиона и дал ему испить воды из своей ладони. Такой способ заключения договора Эхиону показался неприятным. У насамония были грязные исцарапанные руки, а вода, которую он раздобыл, порывшись в песке пляжа, была солоновата и неприятно отдавала серой. Тем не менее Эхион вел себя с безупречной вежливостью, как и следует вестнику.
Они вынуждены были подождать, пока западный ветер, который так далеко их унес, не сменится южным; ибо берег заворачивал к северу. Насамонии между тем щедро кормили их, но пищей, которая не пришлась им по вкусу — высушенными на солнце полосами постной говядины, истертыми в порошок акридами с сухим молоком, на шестой день повеял южный ветер.
Как они рады были добраться до плодородной земли Кирены, где почва глубока и процветают всевозможные деревья и травы! Киринеи, культурный и гостеприимный народ, немного знающий по-гречески, по доброму приняли их — им хотелось послушать удивительные истории, которые они рассказывали о своих странствиях. Ясон купил припасов для следующего этапа плавания — в Грецию через Крит, и впервые с тех пор, как он и его товарищи покинули Корфу, они отведали свежего ячменного хлеба. Местом, откуда они окончательно отплыли из Африки, был Дарнис, где они омыли Руно в шестой из семи предписанных рек, в Дарнисе, который впадает в Киренаикское море. Этот поток с ароматной водой струится по глубокому оврагу, склоны которого покрыты дикой оливой, сосной и кипарисом. Здесь росли ухоженные фиговые сады и недавно насаженные виноградники, а на прощальном пиру дарнии увенчали их гирляндами, набили им рты жирной жареной говядиной, и сперва отказались принять вознаграждение, но аргонавты уговорили их взять золото для украшения храмов.
Из Дарниса они с прекрасным юго-восточным бризом прибыли на заре третьего дня на Крит, и, пробудившись, обнаружили, что перед ними вздымается гора Дикта. Они решили высадиться у Гиерапитны — укрепленного города, расположенного на прибрежной равнине, но главный магистрат в бронзовом шлеме, бронзовой кирасе и бронзовых наголенниках вышел на островерхую скалу близ места стоянки и грубо велел им убираться, поскольку корабли миниев на Крите не жаловали. Вокруг столпились вооруженные горожане, бряцая мечами и бросая в «Арго» камни — мелкие и крупные. Аргонавты подумали было напасть на Гиерапитну и предать ее жителей мечу, но возобладало благоразумие — Медея предложила наказать магистрата, поразив его с расстояния. Они отвели «Арго» за пределы полета стрелы, и Медея взошла на нос. Набросив на голову край своего пурпурного одеяния, она занялась колдовством. Слышно было, как она то поет, то молится, и наконец быстро открыла голову и наградила магистрата, имя которого было Тал, таким горгоньим взглядом, так скрежеща зубами, вращая глазами и шевеля языком, что он упал в обморок от страха и свалился со скалы, на которой стоял. Он сломал себе ногу в трех местах, задел главную артерию у лодыжки и в течение часа истек кровью; ибо горожане, страшась Медеи, не посмели подойти и спасти его.