— Поедем!
— Вот и хорошо! Спокойной ночи, Фомич. Смотри, подниму на зорьке!
Глава 18
Холмов лег в постель и потушил свет. За окном темень. Тишина. Ни собачьего лая, ни петушиного пенья, ни моторного гула. «Подниму на зорьке», — вспомнились слова Работникова. — А что? Не испугаюсь. Поднимай, Никитич, поднимай. Очень хорошо встать на рассвете и уехать в степь. Всполохи зари над полями, искрящаяся роса на траве. «Спать, спать! Сразу же, ни о чем не думая, уснуть, чтобы успеть выспаться!»
Сна, как на беду, не было.
«Как это он говорил? — думал Холмов. — „Ты же вот так, как зараз, не ночевал в моем доме? Мы с тобой вот так, запросто, как закадычные друзьяки, не беседовали“? Да, Никитич, верно, и не ночевал у тебя, и не беседовал с тобой. А надо было бы и ночевать у тебя, и беседовать! И то верно, что первый раз за много лет поеду на поле не как начальник, а просто как Холмов. И ты, понимая мое теперешнее положение, ни о чем меня не просишь. Попросил поехать в поле и посмотреть. А если я не смогу только смотреть?»
Он закрыл глаза и уже видел себя в поле. К нему бежали колхозники, а он шел по току своей быстрой, энергичной походкой. Подошел к грузовикам и приказал прекратить погрузку зерна. Люди, подходя со всех сторон, запрудили бригадный стан. Море голов, тысячи смуглых лиц. Взоры колхозников обращены к Холмову. А он стоял на грузовике, как на трибуне, и ветер пушил его седые волосы. Его речь была краткая и пламенная, и смысл ее сводился к тому, что важнее всего — каждодневная забота о колхозах, о их настоящем и будущем. В ответ неслись дружные голоса: «Спасибо тебе, Алексей Фомич! И как же хорошо, что приехал к нам!» Холмов поднимал руку, ждал, пока толпа стихнет, и говорил: «Не меня, а себя благодарите! Не я, а вы настоящие герои! И если теперь еще кому-то надо приезжать к вам, чтобы тут, на месте, преграждать дорогу самовольству, то в скором времени такое вмешательство станет ненужным. Придет время, и придет оно скоро, когда государственным актом будет установлен строжайший закон: план, и только план, и всякое, даже малейшее нарушение плана будет наказываться…»
Он не заметил, как уснул, и сквозь сон уловил голос:
— Пора, Алексей Фомич, ехать! Уже рассветает.
Станица начинала просыпаться. Кое-где дымили трубы. Утро выдалось сухое, ветреное. Не горел восток, и не искрилась роса. Работников сказал шоферу, чтобы ехал не в степь, а в правление. Там его поджидал человек солдатской выправки и с оранжевыми усиками. Работников протянул ему руку и сказал:
— Ну, что, Евгений? Звонили из автоколонны?
— Ночью был звонок. Грузовики задерживаются на два дня.
— Опять беда! — Работников горестно посмотрел на Холмова. — Видишь, Алексей Фомич? Мне говорят: поторапливайся, Работников, с хлебовывозом, помогай Андрющенке. А как? На чем зерно вывозить? Свой транспорт занят, а автоколонна подводит.
— Может, поднять своими силами? — спросил мужчина с оранжевыми усиками, привычно поправляя под поясом гимнастерку и выгибая сильную грудь. — Возьмем и поднимем!
— Легко сказать, возьмем и поднимем! — сердито возразил Работников. — А силос кто будет поднимать? Чужая тетка станет силос поднимать? Или Пушкин?
— Надо же что-то делать! — Мужчина сдержанно вздохнул, продолжая стоять навытяжку. — Сегодня непременно позвонит Медянникова. Спросит. А что мы скажем?
— Так и скажем, что подвела автоколонна. Скажем, что зерно лежит на токах, готовенькое, а поднять его нечем. — Работников обратился к Холмову: — Познакомься, Алексей Фомич! Это наш главбух Евгений Строгий. И фамилия у него, и сам он по части финансов законник строгий.
— Вот вы и сможете дать мне точную справку: сколько в «Авангарде» осталось зерна для выдачи на трудодни? — спросил Холмов, обращаясь к бухгалтеру.
Евгений покручивал оранжевый усик. Поглядывал то на Холмова, то на Работникова, и взгляд его как бы говорил, что нечего, мол, всякому, кто приезжает в колхоз, заглядывать в бухгалтерские дела.
— Евгений, раскрой свои папки, — сказал Работников, как бы понимая мысли бухгалтера. — Пусть Алексей Фомич поглядит, что и как у нас с зерновым балансом. Только поживее, а то нам надо ехать.
Среди множества конторских книг, лежавших в шкафу, Евгений легко отыскал ту, какая была нужна, и положил ее на стол перед Холмовым. Помог быстрей найти нужные цифры, и Холмов увидел нерадостную картину. Оказывается, даже семенной фонд в «Авангарде» еще не был засыпан, а о выдаче на трудодни зерна никто и не думал.