— Я поехала бы с вами хоть на край света, — как бы понимая, о чем он думал, повторила она совсем тихо. — Только позовите… Почему вы молчите, Алексей Фомич? Не хотите позвать?
— Ждешь ответа?
— Жду.
— А если вместо ответа на твой вопрос я скажу, что люблю тебя?
— Нет, нет! — Верочка смело посмотрела на Холмова. — Не надо это говорить. Зачем же?
— Не поверишь?
— Не я не поверю, — сказала Верочка. — Сами вы в это не верите. Так зачем же вам и меня и себя обманывать?
— Тогда что же тебе сказать такое, чтобы поверила?
— Скажите, что разрешаете поехать с вами. Мне хочется быть возле вас, помогать вам. Я все умею делать. Даже печатать на машинке.
— Милая Верочка, уметь печатать на машинке — это очень хорошо. Но это еще не главное.
— А что же главное? — спрашивала Верочка. — Говорите, я не обижусь.
— Если бы я сам знал это!..
«А камни?..» Он смотрел на ласковое, ждущее лицо Верочки, а видел себя идущим по камням через протоку. Он как-то странно, неестественно улыбнулся.
— Верочка, у кого остановилась? — неожиданно спросил он совсем уже по-деловому, точно и пришел сюда только для этого, чтобы задать Верочке этот вопрос. — У тебя в станице есть родственники?
— Есть. Бабка Ефимовна, двоюродная сестра моей матери, — тем же деловым тоном отвечала Верочка. — У нее живу. А что? Это вам зачем?
— Завтра подвезу тебя до Берегового.
— Спасибо. Есть же рейсовый автобус.
— Зачем трястись в автобусе? Поедем со мной.
— Значит, возвращаться? Нет! Никогда! Лучше смерть!
Точно испугавшись своего крика, Верочка быстро, сбиваясь на бег и спотыкаясь, подошла к протоке. И сразу же, как бы вспомнив что-то важное, вернулась к Холмову и с обидой в голосе сказала:
— Один вы не пройдете… Дайте руку!
Повторилось то, что уже было. Под ногами покачивались камни с зелеными, расчесанными водой бородами, он чувствовал сильную руку Верочки.
Выскочив на берег, Верочка опрометью побежала к станице.
— Верочка! — крикнул ей вслед Холмов. — Жди машину рано утром! Я обязательно заеду!
Верочка не оглянулась и бег не замедлила. Будто ничего не слышала.
«Случилось что-то и смешное и глупое, — думал Холмов, глядя на камни-валуны, по которым он только что перешел протоку. — Странно устроена наша психика. Если бы я не переходил протоку и не видел эти поросшие зеленой тиной камни, то, возможно, встреча наша не закончилась бы бегством Верочки. Влезли в голову эти камни, и все мои радужные мечты как ветром сдуло… Убежала? А могло бы быть иначе? Как иначе? Как? Я не знаю… Развелся бы с Ольгой и женился бы на Верочке? А камни? Или не камни… При чем тут камни? Лучше сказать: а годы? Теперь я понимаю, почему мое ощущение радости было и коротким, и совсем нереальным. Оно, это ощущение радости, походило на мираж в палящей зноем степи. Перед глазами вставали, как совершенно реальные, манящие озера, лиманы, камышовые заросли. Вот они, рукой подать. Только ускорь шаг, и ты сможешь припасть к воде… Идешь быстрее, а озера тоже убегают, отдаляются. Ты к ним, а они от тебя… Так и Верочка. Убежала. А если догнать ее? Чудак! А камни? Да пропадите вы, отстаньте от меня, проклятые камни!»
Подошел Игнатюк. Потоптался на месте, кашлянул и сказал:
— Вы вот где, Алексей Фомич. А вас братья ищут. Меня тоже послали на розыск. Что им сказать?
— Скажи, что сейчас приду. — И живо, как бы очнувшись: — Да, вот что, Антон Иванович. Машина заправлена?
— Как всегда, — ответил Игнатюк. — Куда будем ехать?
— Рано утром поедем в Южный. К тебе просьба. Расспроси, где живет бабка Ефимовна. Надо к этой бабке заехать.
Еще до восхода солнца Холмов попрощался с родней и с Корнейчуком, пообещал им чаще бывать в родной станице и уехал.
На краю улицы Игнатюк без особого труда отыскал хатенку бабки Ефимовны. Сделать это ему удалось легко и потому, что еще вчера вечером он расспросил у Дарьи, где живет эта старуха, и потому, что Холмов издали увидел Верочку и сказал: