Двор Мошкарева со стороны переулка сторожил кирпичный, выше человеческого роста забор. Ворота и калитка из прочных досок. По меже стоял низкий штакетник, прошитый ежевикой.
Однажды над ежевикой показалась завитая русая головка и улыбнулась Чижову. Улыбнулась мило, по-девически застенчиво. Чижов поздоровался с миловидной соседкой и назвал ее барышней. Соседка обиделась, покраснела и со смехом сказала:
— Ошибаетесь! Не барышня, а жена Мошкарева!
— Да неужели? А как же вас звать?
— Верочка…
— А по отчеству?
— Без отчества! Верочка, и все. Меня так все зовут.
Другой раз Чижов встретился с Верочкой при обстоятельствах несколько необычных. За ней гнался Мошкарев. Верочка легко перепрыгнула изгородь и побежала к Чижову и Антону. И когда ее уже настигал Мошкарев, двое мужчин преградили ему путь. Мошкарев сжал кулаки и, матерясь, ушел домой.
— Что это он расходился? — спросил Чижов.
— А ну его, — сказала Верочка. — Он же злющий, как черт.
В те часы, когда Мошкарев в широких, вобранных в голенища штанах, в просторной куртке и в шляпе из соломы уходил из дому, тотчас появлялась Верочка.
Вот и сегодня Мошкарева, наверно, не было дома. Верочка показалась у штакетника, улыбнулась Чижову и спросила:
— Опять вы приехали?
— Только что. С аэродрома на вертолете приплыл.
— Страшно на нем?
— Как на качелях.
— Все хотела у вас спросить… Кому это вы гнездо приготовили?
— Хорошим людям.
— А-а… И вы будете с ними жить?
— Нет, не буду…
— Почему же? — искренне удивилась Верочка. — У нас тут хорошо. Море!
— Море — это еще не главное.
— Интересно! А что главное?
— Дело, которым человек занят.
— Аа-а… У тех хороших людей есть дело в Береговом?
— Теперь у них одно дело — отдых.
— Кто же они, наши новые соседи?
— В этом домике будет жить человек известный — Алексей Фомич Холмов, — ответил Чижов. — Слыхала о нем? Первый секретарь нашего Прикубанского обкома.
— А вы сынок его?
— Нет, я его помощник.
— А-а… — Верочка грустно улыбнулась Чижову. — Видно, вы счастливый. Я всегда говорила, что есть на свете счастливые люди, есть. Может, их мало, но они есть. Вот моя подруга Лариса тоже счастливая. Продала вам свой дом и улетела. А зачем он ей? Разве в доме счастье? Личная жизнь моя и Ларисы были одинаковы. Обе мы из детдома. Выросли без родителей. Обе работали машинистками. В один год вышли замуж за пенсионеров, жили по соседству. Но Лариса похоронила своего благоверного и стала вольная, как птица. И знаете, куда она улетела? На край света! Аж на Курилы! Честное слово!
— Одна?
— Ну что вы! Зачем же одна? С любимым человеком! Летчик, пропуск достал и умчал. Эх, счастливая Лариса!..
— Отчего же вы, такая молодая, а вышли замуж за старого?
— Так получилось. Такая, видно, моя доля. — Она зарумянилась, и в глазах ее показались слезы. — Эх, если бы были крылья! — Оглянулась на стук калитки, увидела вошедшего Мошкарева. — Извините…
Верочка наклонила голову и быстрыми шагами пошла к дому.
Глава 2
К воротам подкатила «Победа». Эго была машина старая, с осевшими рессорами, выгоревшая под палящим южным солнцем, но еще исправно бегавшая по кривым приморским дорогам. Из-за руля встал Антон, высокий и сутулый блондин, без пиджака и без головного убора. Воротник рубашки расстегнут, рукава засучены выше локтей.
— Привет, Виктор Михайлович! — сказал Антон, входя во двор. — Наверное, давно меня поджидаешь? А я был на почте. С матерью по телефону разговаривал.
— О чем, если не секрет?
— Мать просила приехать в Южный на своей «Победе».
— Это зачем же? — удивился Чижов.
— Чтобы перевезти их в Береговой.
— И без твоего драндулета обойдемся. В Береговой Алексей Фомич прилетит на «Чайке»! Понял?
— Велено, значит, надо ехать.
— Вот что, Антон Алексеевич, — тоном, не терпящим возражений, заговорил Чижов. — Я уже побывал в доме и видел мебель. Кому ты купил этот ширпотреб?
— Известно кому… Отцу и матери.
— Отцу? Смешно! — Чижов нехотя усмехнулся. — Это же не мебель, а черт знает что такое!