И вот «Запорожец» уже выскочил из тополей и покатился по просторной станичной улице. Николай сбавил скорость и, притормаживая, спросил:
— Анна Саввична, куда ехать к Степану?
— Погляди, вот его адресок.
Анна Саввична протянула Николаю лоскуток бумаги.
«Запорожец» пробежал по широкой, затравеневшей улице и остановился возле домика, указанного в адресе. Тут не было ни изгороди, ни ворот, и то, что когда-то называлось двором, поросло бурьяном. На отшибе, куда вела темневшая в бурьяне дорожка, стоял неказистый саманный домик с облезлыми стенами, с обвалившейся штукатуркой. К этому домику лепилась деревянная пристройка с одним оконцем. Узкие двери, ржавый замок на них, две ступеньки.
— Вот тут, видно, собственность не в почете, — сказал Николай. — Как говорится, ни кола ни двора!
Он помог Анне Саввичне перенести к дверям вещи и уехал, сказав, что часа через три заедет. Анна присела на проросшие пыреем ступеньки и удручающим взглядом посмотрела на висевший на дверях замок. «Неужели Степа и Тася живут в этой халупе?» — подумала она, и слезы навернулись у нее на глаза.
К Анне подошла серая дворняга, худая, с пустыми, оттянутыми сосками, с еще не вылинявшими на боках клоками грязной шерсти. Следом, путаясь короткими ножками в траве, плелся щенок такой же серой масти. Анна смотрела на собаку, вытирая платочком слезы. Собака присела на задние лапы, тоскливо смотрела на Анну, и ее мутные, с крапинками, глаза словно бы говорили: меня не бойся, я не злая, я даже лаять не умею…
— А! И Пальма уже тут как тут!
С улицы, по протоптанной дорожке, к Анне шла грузная женщина с авоськой в руке: она, наверное, возвращалась из магазина.
— Так и плутает по дворам со своим сынишкой, — говорила женщина, подойдя к Анне. — Уходи, уходи, Пальма, и тебя, и твоего сынка я уже кормила. Чего пришла еще? — Женщина обратилась к Анне: — Собака у нас общая, на три дома, и никому она не нужна. Ничего своего у нас нету, охранять нечего, так что Пальма, верите, дажеть разучилась гавкать. Смирная животина… А ты случаем не мамаша Степана Васильевича?
— Я и есть. Вот приехала к сыну, а его нету дома.
— Анна Саввична? А меня зовут тетей Надей. — Тетя Надя носком туфли отодвинула камень, взяла под ним ключ. — Зараз мы отопрем жилищу. Степан и Тася дома бывают только вечером, а ключ кладут сюда, под камень. Так что прошу, заходи!
— А как твое отчество?
— Афанасьевна.
— Надежда Афанасьевна, ты тут хозяйка? — спросила Анна, занеся вещи в комнату. — Дом-то твой?
— Хозяев нынче нету, — сказала тетя Надя. — Домишко, верно, мой, а хозяйка из меня плохая, просто никудышная. — Она заулыбалась, открыв щербатый рот. — Кругом, видите, все разгорожено. Мое, свое — никому не нужно.
— Как они тут, дети мои? — спросила Анна.
— Ничего, живут славно. — Тетя Надя тяжело вздохнула. — Свои дети, две дочки у меня, выросли, родную мать променяли на мужей и разлетелись, как птицы. Дажеть в гости редко приезжают. И я рада, что Степа и Тася поселились у меня, все ж таки с ними мне веселее. Степа такой славный, полюбила его, как сына родного, и Тася тоже славная. — Она покосилась на свою авоську. — Это я купила для соседки. Хворая она, ходить не может. Подсобляю харчишками. Вот я прожила свой век и замечаю: нынче сердца у людей помягчели. Не то что прежде… Анна Саввична, располагайся, как у себя дома, а я схожу к соседке и вернусь. И помогу тебе разыскать сына.
Она ушла куда-то за хату и увела за собой Пальму со щенком. Анна повнимательнее осмотрела жилье сына и сердце ее заныло, заболело еще больше. Ни на что не хотелось смотреть. Старая железная кровать с провалившейся сеткой была покрыта байковым одеялом. Стол завален газетами и какими-то бумагами. В почерневшем от копоти углу возле дверей пауком примостился примус. Дощатые стены оклеены пожелтевшими от времени газетами. Пол земляной, укрыт чабрецом и травой. «Наверное, Тася постаралась, — подумала Анна, опускаясь на стоявшую возле стола табуретку. — Земля, она и есть земля, и как ты ни постилай ее травой, ничего не изменится. Хотя трава на полу — это приятно, пахнет лугом. Конечно, летом тут как-то еще можно находиться, есть крыша от дождя и не дует. А как же зимой? Скажу Василию, ежели в чем и следует подсобить Степану, то перво-наперво надобно подыскать ему жилище»…