— Я не про то, — перебил Василий Максимович. — Не об том моя печаль-забота.
— Беру наглядный пример — подстрижку. — Жан весело посмотрел на всех, улыбнулся: вы, мол, послушайте, что это такое. — В кресло садится труженик полей. Голова у него косматая, нечесаная, давно не мытая. Говорю вежливо: сперва подстригу, все, как положено, а потом вымою голову. И что слышу в ответ? Возражения: «Ты, браток, головомойку мне не устраивай, обделай побыстрее, а то я спешу»… Что это такое? «Головомойку не устраивай»… Смешно!
— А что мы видим в дамском салоне? — спросила; Эльвира, понимающе глядя на мужа. — То же самое. В Степновске, помнишь, Жан, на завивку и на прическу женщины записывались в очередь за неделю вперед. А что происходит в Холмогорской? Буквально каждой женщине, моложе, допустим, сорока лет, нужна прическа или завивка, нужна окраска бровей и ногтей. Салон к их услугам. И вы думаете, создается очередь? Ничего подобного! А почему? Не идут! — Эльвира подмигнула Даше. — Даже сестренка не приходит. А почему, Даша?
— Обхожусь, — смутившись, ответила Даша. — Как-то без модной прически привычнее.
— Недавно мы пригласили доярок, чтобы сделать им прически и маникюр, — продолжала Эльвира. — Послали за вами автобус. Ждем, думаем, что приедет их полный автобус, а приехали две девчушки, бывшие школьницы. Вот и выходит, Даша, что и дояркам так, без парикмахерской, жить привычнее. А почему привычнее? По причине нашей деревенской бескультурности.
— Василий Максимович, трудности у нас имеются, это верно, без них, по всему видно, нам не обойтись, — как всегда, спокойно и рассудительно заговорил Николай. — Салон — это не производство. А у меня, к примеру, в автопарке сто восемьдесят четыре грузовика и восемнадцать легковых. Имею отличные боксы, своя автомастерская, две автоматические эстакады, есть горячая мойка, своя аккумуляторная. А вот запасных частей нету и взять их негде. В настоящий момент двенадцать грузовиков и пять легковых находятся на приколе потому, что нету запасных частей. А ведь на носу уборочная страда. Как выйти из этого затруднения? Специально ездил в Рогачевскую, думал раздобыть наряды. И что же? Раздобыл… шиш с маслом. Вот и пребываю в тревоге. Ложусь спать — о запасных частях думаю, встаю — опять же о них, проклятых, моя печаль-забота.
— А что, к примеру, делается на молочном заводе? — спросила Даша, обращаясь к Николаю. — Никак не можем привести в порядок новый холодильный цех. У тебя, Коля, нету нарядов, а у молочного завода наряды имеются, а оборудование по ним получить не можем. Дело-то идет к лету, молока прибавится, наступит жара. — Даша мило улыбнулась Максиму. — Вот у Максима хорошо! Стал за станок, приладил деталь, и работа пошла!
— Э, нет, сестренка, это не так, ты совершенно несправедлива, — возразил Максим, отодвинув тарелку. — Станок — существо не простое, и чтобы он тебя слушался и безупречно трудился, за ним нужно смотреть и смотреть. Хорошо приладить деталь мало. Требуется смекалка, как во всяком деле.
— Максимушка, есть к тебе важное дело. — Даша наклонилась к брату, понизила голос. — Хочу посоветоваться.
— О чем? — живо спросил Максим.
— О текущих делах и… о Михаиле Барсукове.
Максим улыбнулся.
— Назревает конфликт?
— Ну, что ты… Просто нужен твой совет.
— Говори.
— Не здесь. Я приду к тебе завтра.
В это время Жан и Николай, краснея от натужного смеха, говорили о чем-то смешном. Эльвира увела Настеньку к окну, поближе к свету, и показывала ей свою вязаную кофточку. Василий Максимович сидел с поникшей головой. Вот и случилось то, чего он боялся: ни зятья, ни дочери, ни Максим со своей Настенькой или не поняли того, что его волнует, или не пожелали понять. И когда Максим и Настенька ушли первыми, сказав, что детям пора спать, а за ними Николай и Даша с Людой и Сашей; когда Жан и Эльвира отправились на восьмичасовой сеанс в кино, Василий Максимович остался за столом один и долго сидел, обняв ладонями седую голову.
Анна давно убрала со стола, посмотрела на мужа, покачала головой, спросила:
— Спать-то собираешься?
Он поднялся, расправил сильные руки, прошел по комнате.