— Вам жарко? — послышался голос Юсефа. — Давайте посидим в темноте. С другом и темнота не страшна.
— Вас очень долго не было.
Юсеф объяснил с нарочитой неопределенностью:
— Много всяких дел.
Скоби решил, что сейчас самое время спросить у Юсефа, что тот намерен предпринять, но вдруг почувствовал такое отвращение к своей подлости, что слова замерли у него на языке.
— Да, жара, — сказал он. — Давайте попробуем устроить сквозняк. — Он отворил боковое окно на набережную. — Интересно, отправился Уилсон домой или нет?
— Уилсон?
— Он следил за мной, когда я шел сюда.
— Не беспокойтесь, майор Скоби. Я думаю, что ваш слуга больше не будет вас обманывать.
Скоби спросил с облегчением и надеждой:
— Значит, вы сумеете его чем-нибудь припугнуть?
— Не спрашивайте. Увидите сами.
Надежда и чувство облегчения сразу увяли.
— Но, Юсеф, я должен знать… — начал он.
Юсеф его перебил:
— Я давно мечтал спокойно посидеть с вами вечерок вот так, в темноте, со стаканчиком виски в руках, майор Скоби, и поговорить о важных вещах. О Боге. О семье. О поэзии. Я глубоко почитаю Шекспира. У артиллеристов прекрасные актеры-любители, они научили меня ценить жемчужины английской литературы. Я без ума от Шекспира. Из-за Шекспира мне иногда даже хочется научиться читать, но я уже слишком для этого стар. Да и боюсь, не потеряю ли я тогда память. А без нее пострадают дела. Хоть я и не для них живу, но они мне необходимы, чтобы жить. Я об очень многом хотел бы с вами поговорить. Мне бы так хотелось узнать, каковы ваши взгляды на жизнь.
— У меня их нет.
— А та нить, за которую вы держитесь, чтобы не заблудиться в лесу?
— Я потерял дорогу.
— Что вы! Такой человек, как вы, майор Скоби! Я так вами восхищаюсь. Вы человек справедливый.
— Никогда им не был, Юсеф. Я просто не знал себя, вот и все. Есть такая поговорка насчет того, что конец — это начало. Когда я родился, я уже сидел тут с вами и пил виски, зная…
— Что именно, майор Скоби?
Скоби выпил до дна.
— Ваш слуга уже, наверно, дошел до моего дома.
— У него велосипед.
— Тогда они уже идут сюда.
— Наберемся терпения. Нам, может, долго придется ждать, майор Скоби. Вы же знаете, что такое слуги.
— Мне казалось, что знаю.
Он заметил, как дрожит его левая рука на столе, и зажал ее между колен. Он вспомнил долгий переход вдоль границы, бесчисленные биваки в лесной тени, когда Али что-то стряпал в коробке из-под сардин; снова пришла на память та последняя поездка в Бамбу: долгое ожидание у парома, приступ малярии, неизменное присутствие Али. Он отер пот со лба и на секунду подумал: это просто болезнь, лихорадка. Я скоро очнусь. События последних шести месяцев: первая ночь в домике на холме, письмо, в котором было слишком много сказано, контрабандные алмазы, поток лжи, причастие, принятое для того, чтобы успокоить женщину, — все это казалось таким же призрачным, как тени над кроватью, отбрасываемые керосиновым фонарем. Он сказал себе: сейчас я проснусь и услышу, как ревут сирены, совсем как в ту ночь, в ту самую ночь… Он тряхнул головой и пришел в себя: в темноте напротив сидел Юсеф, во рту был вкус виски, а в душе — сознание, что все это наяву. Он устало сказал:
— Они уже должны были бы прийти.
— Вы же знаете, что такое слуги. Пугаются сирен и прячутся где попало. Нам остается только сидеть и ждать, майор Скоби. Для меня это счастливый случай. Мне бы хотелось, чтобы утро никогда не настало.
— Утро? Я не собираюсь ждать Али до утра.
— Может, он перепугался. Понял, что вы его раскусили, и сбежал. Слуги иногда бегут к себе, в лес…
— Какая чепуха, Юсеф.
— Еще немножко виски, майор Скоби?
— Ладно. Ладно. — Он подумал: неужели я еще и спиваюсь? Видно, от меня уже ничего не осталось — ничего, что можно потрогать и сказать: это Скоби.