— Кто его знает, Паркис.
— Я знаю. То-то и плохо. Дело Болтона, вот мой предел. Когда вышел закон, что по бракоразводным делам нам нельзя давать показания, для моей специальности это был конец. Судьи никогда нас не называют, они вообще нас не любят.
— Никогда об этом не думал, — сказал я как можно теплее.
Паркис и тот может тронуть сердце. Теперь, увидев его, я думаю о Саре. Я поехал домой на метро, надеясь, что ее увижу, и сидел, и ждал звонка, и понял — нет, не сегодня. В пять я набрал ее номер, услышал короткие гудки и положил трубку: Генри мог вернуться пораньше, а как мне с ним говорить, я ведь победил, Сара любит меня, она от него уходит. Но если победа откладывается, вынести это не легче, чем затянувшееся поражение.
Телефон зазвонил через восемь дней — совсем не в то время, раньше девяти. Я сказал «Алло» и услышал голос Генри.
— Это вы, Бендрикс? — спросил он. Голос был очень странный, и я подумал: «Неужели сказала?»
— Да, это я.
— Очень страшная вещь случилась. Вам надо знать. Сара умерла.
Как условно мы себя ведем в такие минуты! Я сказал:
— Сочувствую, Генри, сочувствую.
— Вы свободны сейчас?
— Да.
— Приходите, выпьем. Я не могу один.
Книга пятая
Ночь я провел у Генри. Я впервые спал у него. Сара лежала в комнате для гостей (она ушла туда за неделю, чтобы не мешать Генри кашлем), и я спал на тахте, в той самой комнате, где мы любили друг друга на полу. Я не хотел оставаться на ночь, он упросил.
Наверное, мы выпили больше бутылки виски. Помню, он сказал:
— Как странно, Бендрикс, мертвых ревновать нельзя. Она только что умерла, а я уже позвал вас.
— К чему и ревновать? Это давно кончилось.
— Не утешайте меня, Бендрикс. Это не кончалось ни у нее, ни у вас. Мне повезло. Я все время был с ней. Вы меня ненавидите?
— Не знаю, Генри. Думал — да, а теперь не знаю.
Мы сидели в кабинете, без света. Газ в камине горел так слабо, что мы друг друга не видели и я мог понять, когда он плачет, только по голосу. Дискобол метил в нас из темноты. Я сказал:
— Как это было, Генри?
— Помните, мы встретились перед домом? Недели три, четыре назад? Она в тот вечер простудилась. Лечиться не хотела. Я даже не знал, что затронуты легкие. Она никому ничего не говорила.
«Даже дневнику», — подумал я. Там не было ни слова о болезни. Ей некогда было болеть.
— В конце концов она слегла, — сказал Генри, — но не вылежала и не хотела доктора, она им вообще не верит. Неделю назад она встала и вышла, Бог знает зачем. Сказала, надо пройтись. Я вернулся, а ее нет. Пришла в девять, совсем промокшая — хуже, чем тогда. Наверное, часами гуляла под дождем. Ночью у нее был жар, она бредила. Не знаю, с кем она говорила — не с вами, не со мной. Я уговорил вызвать врача. Он сказал, если бы начать пенициллин на неделю раньше, можно было бы ее спасти.
Нам оставалось пить виски. Я думал о Том, за кем следил Паркис по моей воле — да, Он победил. Нет, я Генри не ненавижу. Я ненавижу Его, если Он есть. Я вспомнил, как она сказала этому Смитту, что я научил ее верить. Не знаю уж, каким образом, но тут я и себя ненавижу, — что́ потерял!
— Она умерла в четыре, под утро, — сказал Генри, — меня там не было. Сестра не позвала.
— Где сестра?
— Все прибрала и ушла. У нее срочный случай.
— Я бы хотел вам помочь.
— Вы и помогаете, вы ведь сидите со мной. Какой был страшный день, Бендрикс! Я всегда думал, я умру первым, — я ведь не знаю, как быть, когда кто-то умер, а Сара уж знает. Если останется со мной, конечно. В сущности, это женское дело, как роды.
— Наверное, доктор помог.
— У него очень много дел. Он вызвал служащего из конторы. Я бы не знал, куда идти, у нас нет справочника. Но доктор не скажет, куда девать вещи. Полные шкафы. Духи, пудра — ведь не выбросишь… Если бы у нее была сестра…
Он вдруг замолчал, потому что дверь открылась и закрылась, как тогда, когда он сказал: «Это служанка», а я — «Это Сара». Мы прислушались к служанкиным шагам, она шла наверх. Удивительно, какой дом пустой, хотя в нем трое! Мы выпили, я налил еще.
— У меня его много, — сказал он. — Сара нашла… — и он снова остановился. Она была в конце любой тропы. Мы не могли обойти ее, никак. Я подумал: «Почему Ты это с нами сделал? Если бы она в Тебя не верила, она была бы жива, мы с ней так и были бы вместе». Странно и печально, что мне еще что-то не нравилось. Я бы делил ее сейчас с Генри. Я сказал: