— У меня, может быть, все еще впереди, — пошутил я в надежде поскорее перевернуть страницу нашей беседы, которая меня сильно смущала.
— Ты прежде всего должен научиться быть расточительным, — сказала тетушка. — Бедность любит нанести внезапный удар, как инфлюэнца, поэтому на черный день неплохо иметь в запасе воспоминания о расточительной жизни. Эти апартаменты в любом случае я не зря сняла. Мне нужно будет приватно принять тут нескольких посетителей, и надеюсь, ты не думаешь, что я буду принимать их в спальне. Один из них, кстати, управляющий банком. Ты когда-нибудь навещал своих клиенток в спальне?
— Нет, конечно. И даже в гостиной никого не навещал. Всеми делами я занимался в банке.
— Но у вас в Саутвуде не было клиентов очень высокого ранга.
— Вот тут вы ошибаетесь, — ответил я и рассказал о невыносимом контр-адмирале и моем друге сэре Альфреде Кине.
— Значит, у тебя не было по-настоящему конфиденциальных дел.
— Безусловно не было, таких, которые я не мог бы обсудить в своем кабинете в банке.
— У вас на окраине нет подслушивающих устройств, — заявила тетушка.
Человек, который пришел к ней с визитом, никак не укладывался в мои представления об управляющем банком. Высокий и элегантный, с темными бачками, он был бы хорош в костюме матадора. Тетушка попросила меня принести красный чемодан, после чего я удалился, оставив их вдвоем. В дверях я оглянулся и увидел, что крышка чемодана откинута и что он набит, как мне показалось, десятифунтовыми банкнотами.
Я пошел к себе в спальню, сел в кресло и взял номер «Панча», чтобы успокоиться. Вид этих контрабандных денег вызвал у меня шок — к тому же чемодан был фибровый, из тех, что ничего не стоит проткнуть, как картон. Надо отдать должное, ни одному опытному грузчику не пришло бы в голову, что в чемодане целое состояние, но все же было верхом безрассудства ставить все на карту, успех которой полностью зависел от опытности вора. Тетушка с легкостью могла напороться на новичка.
Тетушка, очевидно, много лет прожила за границей, и это наложило отпечаток на ее характер и на ее мораль. Я не мог судить ее теми же мерками, что и обычную англичанку, и, читая «Панч», утешал себя тем, что английский характер в основе своей неизменен. Взять хотя бы, к примеру, «Панч» — журнал претерпел период кризиса, когда даже Уинстон Черчилль стал предметом насмешек, но здравый смысл его владельцев и рекламодателей помог благополучно вернуть его на старую стезю. Даже адмирал снова подписался на него, а редактор журнала — и, по-моему, совершенно правильно — был сослан на телевидение, которое даже в самом лучшем своем варианте — сфера деятельности довольно низкопробная. Если десятифунтовые банкноты, размышлял я, уложены в пачки по двадцать в каждой, в чемодане могло быть не меньше трех тысяч фунтов или даже шести тысяч, так как пачки по сорок не такие уж большие… Тут я вспомнил, что это был фирменный чемодан, который мог вместить и двенадцать тысяч. Меня слегка утешило это открытие. Контрабанда такого широкого масштаба — скорее удачный бизнес, а не уголовное преступление.
Зазвонил телефон. Это была тетушка.
— Что ты мне посоветуешь — «Юнион карбид», «Женеско», «Дойче Тексако»? Или, может, «Дженерал электрик»? — спросила она.
— Мне не хотелось бы давать вам никаких советов, — сказал я. — Я некомпетентен. Мои клиенты никогда не имели дела с американскими акциями. Слишком высокая приплата в долларах к номинальной стоимости.
— Во Франции вопроса о приплате в долларах просто не существует. По-моему, твои клиенты были начисто лишены воображения, — сказала нетерпеливо тетушка и повесила трубку. Что же, она ожидала, что адмирал тайно провозит банкноты?
На душе у меня было беспокойно. Я вышел и прошелся по саду. Американская пара (из «Сент-Джеймса» или из «Олбани») пила чай за столиком. Один из супругов извлекал из чашки бумажный пакетик на нитке, как затонувшее животное. Это убийственное зрелище заставило меня почувствовать, как далеко я от родной Англии, и я вдруг с болью подумал о том, как я соскучился по Саутвуду и дому, проводя время в компании тети Августы. Я дошел до Вандомской площади и по улице Дону вышел к Бульвару Капуцинок. На углу улицы, возле бара, со мной заговорили две женщины, и в ту же минуту я не без страха увидел радостно улыбающуюся мне физиономию.