Но ему закричали, что, конечно, ему легко философствовать, раз жена выстирает все белье.
— Ваши вахты! — сказал Никодимыч. — Три срока по десять минут в день — вот были ваши вахты на старой зимовке. Тут просто от скуки не то что прачкой, а модным портным сделаешься. А вот когда мы двенадцать часов на вахте...
— Ну, уж и двенадцать!
— Ну, восемь, — сбавил Никодимыч. — Мало?
Спор разгорелся бы еще ярче, если бы не вмешался мудрый аэролог, человек болезненно влюбленный в чистоту и поражающий всех своими ослепительными воротничками. Он сам их стирал.
Как человек опытный в прачечном деле, он занял позицию, исполненную практического смысла.
— Нас сорок человек мужчин, — сказал он. — Рассудите сами: если каждый начнет стирать белье в бане (а больше негде) — как мы разместимся там? Ну, можно стирать сразу четверым, пятерым от силы. Значит, надо восемь дней топить баню. Мыслимо ли? У нас столпится очередь. Мы сорвем всю работу.
— Но как же быть? — спросили его.
Этого он не знал. Свои воротнички он, впрочем, выстирает сам.
Как же быть? Этот «роковой вопрос» повис над зимовкой.
Молчавший все время парторг вынул трубку изо рта и произнес:
— Я полагаю, надо обратиться к сознательности наших женщин.
Все удивленно посмотрели на него, но ничего не возразили. Только Никодимыч с сомнением и иронией покачал головой.
Парторг собрал женщин. Они, предчувствуя тему разговора, молча расселись по углам. Беседа обещала быть грозовой.
— Товарищи женщины! — не смущаясь, начал парторг. — Заболела Марья Алексеевна, — он помолчал немного. — Такое дело... Ничего не поделаешь. И, между прочим, это поставило нас всех в трудное положение. Если каждый мужчина начнет самолично стирать белье, у нас будет не зимовка, а банно-прачечное заведение.
Надо, товарищи женщины, организовать коллективную стирку белья. Как вы думаете, а?
Что думали женщины, осталось неизвестным, так как ни одна из них не высказалась. Все ждали, сохраняя непроницаемый вид.
— Высказывайтесь, пожалуйста, — пригласил парторг.
Он уставился на жену радиотехника Марию Ильиничну, известную на зимовке общественницу, и та вынуждена была открыть прения.
— Что же, — сказала она. — Я постираю белье свое и своего мужа. Я думаю, все женщины могут это сделать. — И она обвела собрание гордым взглядом.
— Конечно, конечно, — радостно подхватили женщины, и только Агния Игнатьевна брюзгливо проворчала:
— Стоило ехать за мужем на полярный круг, чтоб снова стирать его исподники.
Парторг пожевал трубку зубами и дипломатически вкрадчивым голосом произнес:
— Можно только приветствовать почин Марии Ильиничны. Я, между нами говоря, даже пожалел, что не я ее муж. Отчего я не встретил вас десять лет назад, Марья Ильинична? — Он вытащил грязный платок и высморкался с треском. — Ну, а несчастным холостякам как же быть? — прибавил он.
— Позвольте! — взбеленилась Агния Игнатьевна. — Вы хотите заставить меня, ме-е-еня, стирать грязные платки посторонних холостых мужчин?
Поднялся общий шум. Женщины набросились на бедного парторга, и он, поняв, что ему не удастся произнести ни слова, терпеливо слушал.
— Мы не прачки! И не за этим ехали, — кричала Агния Игнатьевна.
— Мужчины могут и сами постирать!
— Мы не станем копаться в чужом белье!
— Этого еще недоставало!
И тогда раздался голос магнитолога Лиды, единственной незамужней женщины на зимовке.
— Мне вас стыдно слушать, женщины, — сказала она с невыразимым презрением. — Стыдно. Стыдно. Стыдно, — повторяла она, пока все испуганно затихали. — Наши мужчины строят самый северный в мире радиоцентр. Они падают с ног от усталости. Они работают в пургу, в ночь, в непогодь. Слышали вы от них жалобы? Черт подери, отчего я родилась женщиной? А вы стыдитесь их грязных рабочих рубах и боитесь испортить руки стиркой. Парторг! — сказала она решительно. — Черт с ними! Не надо. Сережка будет нести за меня вахту, и я одна сама перестираю все белье.
— Почему же одна? — обиженно пробормотала Марья Ильинична. — Неужели у нас рук нет?
А Агния Игнатьевна со своей обычной агрессией уже накинулась на Лиду:
— Одна! Что ты сделаешь одна? Да еще умеешь ли ты стирать? Девчонка! А я на целую ораву стирала, не барыня, выстираю и на этих обормотов, хоть не стоят они наших забот, право, не стоят.
Парторгу уже нечего было говорить. Предводительствуемые Агнией Игнатьевной, женщины ринулись в комнаты одиноких холостяков и начали собирать в узлы все белье, все, какое было. Мужчины конфузились, пробовали уговорить их:
— Да нет, это не надо. Вот платки да рубаху возьмите — этого достаточно. Обойдемся.
Но Агния Игнатьевна не терпела возражений.