— Ну, это еще тетушка надвое сказала, — немедленно возразил Васильчиков. — Вот твой дядя Прокоп всего час работал, а все остальное время — обушком... — Спорил он, впрочем, только потому, что не спорить не мог. Если б все были против молотка, он бы так же страстно защищал его, как сейчас страстно ругал.
— Скорпион ты! — с досадой сказал ему Мальченко, и Васильчиков радостно захохотал, словно заслужил похвалу.
— От, значит, какая выходит история! — грустно вздохнул Очеретин и часто-часто замигал своими белыми ресницами.
— А ты не журись, не журись, Серега!.. — сказал подошедший Светличный. — Ты на отбойном молотке еще хлеще себя покажешь!
— Нет! — уныло ответил Очеретин. — То техника. То, мабуть, я не смогу. То для образованных... — И он опять громко вздохнул, уже представив себе, как стирают его имя — С. И. Очеретин — с красной доски.
Но тут Васильчиков, как молодой петушок, налетел на Светличного. Он даже очки свои снял, «чтоб не забрызгались», как острили ребята, намекая на его манеру обильно брызгаться слюной в пылу спора.
— Да неужели ты, — наседал он на Светличного, — ты, умный, с понятием человек, веришь в эту железку с дутым воздухом? Разве ж это серьезная машина? И ты веришь?
— Верю... — ответил Светличный и трижды перекрестился широким, размашистым крестом. Все засмеялись. — А ты, козаче, не веруешь?
— Нет! Не верю...
— Ну, тогда — геть с нашего куреня!
— Геть! — ликуя, заревел Осадчий, и все с хохотом схватили под руки Васильчикова.
— Да бросьте вы, — отбивался тот, — вот дуроломы! Да я сам за механизацию... Только я за серьезные машины, а не за железку...
— Ага! — закричал Светличный. — А вот эта железка и потребует теперь для себя серьезных машин. Теперь конякой уголь не увезти, теперь электровозы надо. В общем, — закончил Светличный, — как сказал наш донбасский поэт Павел Беспощадный:
Он идет, этот сильный век.
Слышу грохот и лязг его брони.
На всю шахту один человек
Будет, будто шутя, коногонить.
Так, что ли, Виктор? — вдруг неожиданно обратился он к Абросимову.
— Что?.. Вероятно, так! — вяло ответил Виктор.
«Да что это с ним?» — удивился Светличный. Он никогда еще не видел Виктора таким вялым, безразличным, безжизненным. Окоченел он, что ли? Было б куда лучше, если б парень бесновался, огрызался, даже злобился. Странное оцепенение Виктора испугало его. «Значит, крепко подшибла его эта история!» И Светличный решил, что должен, наконец, по душам объясниться с Виктором. Он и так слишком долго откладывал этот разговор.
Он дождался вечера и, когда все ребята пошли в клуб, на собрание, задержался у койки Виктора.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, присаживаясь.
— Хорошо.
— Можно с тобой говорить?
— О чем?
— О тебе.
Виктор подумал немного и равнодушно ответил:
— Давай.
— Ты веришь, что я тебе друг?
— Ну, допустим.
— Нет, ты скажи прямо, веришь или нет?
Виктор вдруг порывисто приподнялся с койки и схватил Светличного за руки.
А ты на самом деле друг? — спросил он.
— Ну, конечно!
— Так если друг... отпусти меня! Отпусти! — жарко прошептал он.
— Куда отпустить? — не понял Светличный.
— Отпусти, Светличный! Не вышло у меня на шахте... Осрамился я. Сам виноват. Знаю. Винюсь. А ты отпусти!
— Да куда же, куда?..
— Я ж не на легкую жизнь прошусь! — продолжал шептать Виктор, все еще держа руку Светличного в горячей своей. — Та пошли меня, куда хочешь. На Камчатку. На Сахалин. К чертям в зубы. Лес валить, тайгу рубить, что хочешь... Я докажу там, какой я парень есть на самом деле. Вам же и райком про меня потом напишет... Отпусти!
— Но как же я могу тебя отпустить, Виктор? — слабо улыбнувшись, спросил Светличный.
— Не можешь?
— Нет у меня такой власти. Кто ж может солдата с поля боя отпустить? А мы, брат, с тобой солдаты...
— Значит, не можешь? — еще раз спросил Виктор и выпустил руку Светличного из своей.
— Да и зачем? Ты и здесь, Витя, прекрасно будешь работать. Послушай, давай, как взрослые, говорить, — ласково улыбаясь, начал Светличный, но Виктор перебил его.
— А не можешь — так не трогай! Слышишь, не трогай! Не говори! — исступленно закричал он.
— Да ты успокойся, Виктор! Что в самом-то деле! — нахмурив брови, сказал Светличный.
— Не трожь! — еще раз крикнул Виктор и с шумом отвернулся к стене.
Светличному пришлось уйти. Недовольный и собой и Виктором, он пошел на собрание, решив, что поговорит еще раз с парнем, когда тот выздоровеет.
А Виктор сразу же после ухода Светличного вскочил и поспешно стал одеваться. Он и сам еще смутно понимал, что делает. Он знал только, что ни минуты больше не может остаться тут. Жизнь надо начинать сначала и на новом месте.